Можно сделать еще один вывод — во всех городских противостояниях нет положительного героя. Это какой-то вненаходимый москвич, который вечно недоволен, но ничего не делает — правы оказались какие-то эфемерные существа, а носителй правды просто не существует. Тут тоже проблема: если предположить, что власть всегда выступает на стороне зла, то сейчас ей просто не с кем разговаривать из добрых. Ни одна социальная группа в медийных конфликтах не хочет брать на себя ответственность.
Умножение агрессии, конфликты, хейтерство, снобизм, — рост потребительского кризиса: требования или просто отказ. Что, если кризис — жертвенный?
Толпа в поисках козла отпущения. Месть за собственный невроз, вот во что превращается диалог внутри российской культуры: поскорее сбросить чувство вины на любой доступный социальный институт, — истерика. Мы видим, как каждый класс научен решать конфликты своими путями, но это всегда либо требование, либо отказ. Это всегда — ультиматум.
Отсутствие диалога и любой адекватной платформы для него — показательный момент жертвенного кризиса, Жирар показывал это на примере «Антигоны» Софокла.
Слепого Эдипа изгнали из Фив, оба его сына от его же матери получили в наследство его трон. И, само-собой, проклятье — вдогонку.
Они договариваются править по очереди, — каждый будет править по году.
Отличная идея, да не сработала: Этиокл забил на брата и по прошествию года послал его в эротическое путешествие.
[SPOILER!] А потом они убили друг друга.
Вот такая прозаическая древнегреческая поэзия. Заметим, что спор вызывает изначальная попытка удержать «status quo», — не уступать брату власть.
В трагедии есть важное понятие «агона» — это состояние взаимообмена претензиями. Это взаимное обвинение мы видим как попытку сбросить вину на Другого: глубоко аккумулированное чувство вины заставляет «выталкивать» эту вину на кого-то ещё, в попытке сохранить свои прежние границы, как нежелание «огрести» вину, включается инстинкт самосохранения.
Аккумуляция вызывает разрядку при прохождении критических точек. Мы можем ясно рассмотреть эту связь чувства вины и агрессии.
Если рассматривать импульс или желание к действию и сам факт действия (-kr-) как первоначальный акт агрессии, а чувство вины как функцию аккумуляции, то та агрессия, которая разрядилась в кризисной точке, это аккумулированное действие. Потому, аккумулированная «проклятая доля», это — энергия роста, но трагических аспект противоречия сопрягает катастрофу также, как ослабленный организм сопрягает вирус.
Понятие трагического «агона», происходит от греческого слова ἀγών — «борьба, состязание». Занятно, что отсюда же, как не сложно догадаться, мы имеем понятие агонии. Википедия: агония — последняя стадия умирания, которая связана с активизацией компенсаторных механизмов, направленных на борьбу с угасанием жизненных сил организма.
Элемент трагического заключён в самой структуре конфликта: мы видим, что каждая сторона пытается держать границы неизменными, диалог носит характер брани, битвы, — взаимных обвинений.
Это только поверхностная сторона вытесненной агрессии, агония, настоящая катастрофа наступает лишь в конце, именно конец трагедии — по-настоящему трагичен, но структура трагедии идёт к катастрофическому концу уже в начале: сама структура сопрягается с катастрофой.
Эдипу предсказали его судьбу ещё до рождения, этим и запустив маховик трагедии. Был ли у него выбор? Внутри жертвенного кризиса этого выбора нет, — он станет козлом отпущения. Но выход из жертвенного кризиса там же, где и вход.
Трагическая структура, — результат выбора аспекта. Способность адекватно реагировать на агрессию, — это ценность не потому, что это вежливо, т.к. агрессия это уже не особо вежливо, не только потому, что даёт возможность отстоять свои собственные границы, а потому, что значительно эффективней быть открытым к диалогу, и налаживать коммуникацию между элементами системы, а не перекрывать её.
Спасибо Оксане Мороз за анализ ситуации!
Источник: https://www.facebook.com/voltmn/posts/954538464692678