... Если сообщение в бессознательном, и для него есть собственный код, то психология в форме психоанализа будет беспомощна утверждать себя как наука общей структуры. В каждом случае нам нужно будет делать индивидуальные тексты, у которых есть индивидуальный код, следовательно, каждый раз необходимо будет повторять полностью всю операцию.
— Именно поэтому не существует формы общего психоанализа, нет психоанализа коллективного, мы можем говорить о психоанализе культуры или общества только как о метафоре. Есть только психоанализ личности. И основой для психоаналитической связи между терапевтом и его пациентом служат исключительно эти индивидуальные открытия — текст и то, что этот текст выражает. Эти открытия позволят установить некоторый изоморфизм или некоторые общие структурные элементы языка, которые мы обнаружим в другом индивиде. Но тот факт, что сообщение содержит в себе свой собственный код — это фундаментальный закон психоанализа. Второй закон — нет другого психоанализа, кроме как внутри этой индивидуальной процедуры.
В рамках фрейдистского психоанализа это, может быть, и верная трактовка. Но уже Юнг с этим спорит, уже Фромм пытается выйти за эти рамки. Их к этому подталкивает тот массовый невроз, что сучился с человечеством в XX веке. Сама история — это коллективная терапия, сам историк в том или ином роде — аналитик.
Если сравнивать бессознательное с текстом, как это делает Фуко, то аналитик — это герменевт. Символическая система, какой представлена культура в работах, к примеру, Кассирера — это текст, автором которого выступает коллективное бессознательное. И сам процесс истории — это процесс перформативного чтения этого текста, где с каждой прочитанной строкой меняется общая структура, перестраиваясь и налаживая новые отношения между символами. А это, если можно вообще совместить эти два различных подхода, — генеалогическая герменевтика.
Для двух горных вершин основание находится в одном хребте, так и для двух разных символов с их генеалогическим укоренением мы обнаруживаем одно основание, одно означающее, с необходимостью обнаруживающееся в более архаичных формах культуры.
Это и есть процесс психоанализа, возможно не в аутентичном, но современном контексте — это и есть процесс терапии, т. е, реструктуризация ригидных конструктов системы.
Психология во второй половине XX века демонстрирует гибкость своей машинерии: мы видим не только различные парадигмы, где подход к бессознательному может резко отличаться от фрейдистского (вплоть до «секуляризации»), но мы видим и разницу в результатах. Та оптика, с которой мы приходим к этому тексту даёт не только различные возможности по чтению этого текста (в том числе и появление новых уровней), но и различные новые смыслы (как отношения между означающим и означаемым, — как рёбра графа). Потому бессознательное (будь это телесная автоматика или трансцендентальный канал с вечность), — символично. Потому и культура — открыта к герменевтике.
Терапия культуры, анализ культуры, — это анализ массовости, это терапия массовости. В итоге мы видим следующее: именно «изоморфизм» структур внутри разных «индивидуальных процедур» и подталкивает нас к систематизации этих находок, «археологию» если угодно, — попытку собрать по кускам более сложное целое. А это ни что иное, как системный подход, именно в этой точки отчасти — генеалогический.
И только в XIX веке, благодаря Ницше, через появление трактовок религиозных текстов, через психоанализ, который открыл интерпретацию знаков, в западной культуре появились интерпретативные техники, техники комментирования, которые существовали еще в Александрии до христианства, но не могли дойти до западного мира вплоть до конца XVI века, до Ренессанса, до картезианства. Эти интерпретативные техники были названы Дильтеем словом „понимать“, которому сложно дать определение.
Я бы предпочел использовать слова „объяснять“ и „интерпретировать“. Это мне кажется наиболее точно описывает это колебание, когда древняя александрийская традиция появилась у нас через Фрейда и современных психоаналитиков.
И я уверен, что массовая терапия возможна именно в рамках системного подхода, т. к, именно система позволяет выявлять ключевые противоречия различных изоморфных индивидуальных структур. И именно благодаря системе мы получаем к ним доступ — возможность влиять на них, возможность к реинтерпретации и любому гипотетическому синтезу этих противоречий.
Что же касается институциональных ригидных структур, то одна из самых больших ошибок современного университета это столь масштабное разделение философии и психологии. Ошибочно думать, что это — две принципиально разные дисциплины. Имея общий объект исследования, они различны только в его предмете. Отсутствие сильных курсов психологии на философских факультетах определяет замкнутость философских дискурсов внутри нашей культуры: именно этим мы резко отстаём от актуальной проблематики.
Единственный способ решить эту проблему, это не разделять эти дисциплины и не акцентировать на этом внимания, но удерживать это в уме
Курс общей психологии у нас читали по Шадрикову, ограничиваясь только самим Шадриковым, — это хорошая демонстрация лоббирования чьих-то индивидуальных интересов за престиж и заслуги. Отличительная черта ригидности — оппортунизм и конъюктурщина.
Источник: https://www.facebook.com/voltmn/posts/981693378643853