Увлечение восточными духовными практиками не новомодный тренд, подобное социальное явление уже в конце XIX было серьёзно устоявшимся, историческое же начало этому можно найти ещё во времена Аристотеля: именно Александр Великий «познакомил» две полярности Запада и Востока.
Некоторые исследователи склонный считать, что ориенталистская направленность Запада есть результат внутреннего кризиса культуры, выход из которого люди ищут через своего рода культурный эскапизм. Но не является ли это гораздо более фундаментальным процессом взаимопроникновения культур, как двух организмов, которые не просто помогают друг другу, но дополняют друг друга, заполняя лакуны и бреши, синтезируя принципиально новую культуру?
Греческие идеалы рациональности и индо-китайские мистические практики внутри каждой из культур расцвели пышным цветом в тот момент истории, который Ясперс называл осевым: тогда и обозначились две основные полярности мифоса и логоса.
Именно осевое время Ясперс считал рубежом истории человечества, именно этот рубеж не смогли преодолеть те цивилизации, которые канули в лету. По мнению Ясперса, некоторые доосевые цивилизации, такие как Древний Египет и Вавилония просто не сумели приспособиться к изменениям и потому прекратили своё существование, не смогли ответить на вызов времени и были поглощены менее ригидными и более гибкими соседями, готовыми к переосмыслению и интерпретации.

Именно к осевому времени мы относим появление канонических письменных источников по конфуцианству, даосизму, джайнизму, буддизму, зороастризму, античной философии, иудаизму. Без сомнения, традиции, на которых начала выкристаллизовываться критическая мысль, логос, а тогда почти все эти учения были новаторскими и критическими по отношению к сложившимся устоям, мифосу, послужили почвой для формирования ядра каждого учения: ни одно из них не появились на пустом месте, все они глубоко укоренены в мифосе соответствующих народов.
Тот мифический субстрат, на котором были сформированы все осевые учения, без сомнения имеет общие корни, общий пра-миф, так же, как и общий язык, — праиндоевропейский. Эти вопросы уже не раз обсуждались с разных сторон: и антропологической, и филологической, и культурологической, и философской.
Различия же Запада и Востока не в «объекте исследования», но в «предмете». Восточный акцент на практики обусловлен невозможностью вербализовать то мистическое переживание, которое и является центром почти всех восточных учений. Его можно только пережить и именно это является ключевым в понимании и Дао, сатори, самадхи, дхармы и всех понятий, которые являются по природе своей тем, что можно назвать «трансцендентальным»,
Именно это же разграничение проблематизируется и во всей западной философии без исключения, даже постмодернистская традиция, пытаясь избежать этого разграничения, придумывает лишь новые имена для того же пра-мифа, начало которому даёт наше фундаментальное непонимание мира вокруг и наше постоянное желание это исправить, именно таким образом и разворачивается сам пра-миф или мета-миф: взаимодействие мифоса и логоса, их антагонизм и их же примирение.
Различие в предмете выявляется на стадии аспекта, который выбирается в противоречии Неизменного и Неопределённого, ведь, как становистя ясно, логос с необходимостью обновляется, чтобы отражать мифос, его закостенение есть смерть культуры. Мифос же неизбежно интерпретируется логосом, его тотальность есть смерть культуры, её отсутсвие.
Трагический аспект противоречия, свойственный Западным культурам, ярче всего высвечивается в экзистенциализме. Сизифов труд рационального познания мира, который никогда не будет закончен: это ноша, крест, выбор. Этот же вопрос проблематизировал ещё Ницше, говоря о сократических идеалах рациональности, которые поставили Западную цивилизацию в тупик. Это бесконечное вычисление бесконечно малых, попытка измерить площадь круга прямоугольниками. Это пра-миф с тяготением в логос, апполонистическое и разумное, отсюда крайний индивидуализм внутри западных культур, максимальная конкретизация. Вечный анализ без синтеза, попытка всеми силами удержать границы, вытеснить противоречие.
Нейтральный аспект противоречия, свойственный восточным культурам, связан с парадоксальным актом вывода себя «за скобки». Эта же процедура тематизировалась и у раннего Кьеркегора как акт самоотречения, и у Платона как созерцание мира идей, для которого нужно ослепнуть. Эта трагическая составляющая в восточном мистицизме носит нейтральный характер, бездеятельный, вечное падение расценивается как естественный ход вещей, не как падение, но как кружение. Это пра-миф с тяготением в мифос, в иррациональное, дионисийское, над-человеческое, отсюда крайний коллективизм Восточных культур и крайне высокий уровень абстракции восточных учений. Вечный синтез без анализа, попытка не ставить никаких границ вовсе, отказаться от них.
В масштабе актуальных противоречий, сам пра-миф раскрывается внутри антагонизма двух культурных полюсов, эта растяжка приобретает более сложный градиент, но именно борьба, конфликт, противоречие высвечивают необходимость синтеза двух различных подходов, синтеза, способного разрубить гордиев узел Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, И вместе им не сойтись». Трагическая оставляющая с необходимостью переходит в драматическую: это и падение и резкий скачёк, снова падение, снова резкий скачёк: синосуида с увеличивающейся амплитудой. Рост невозможен без снятия границ и их неизбежного обозначения в новом качестве, это вытекает из фундаментальной невозможности провести какие-либо устойчивые границы в принципе, потому выбор Неопределённости есть активная деятельность, направленная на синтез, но не бездействие, не эскапизм, не апатия и не фатализм.
Источник: https://www.facebook.com/voltmn/posts/936567146489810