История про свободного художника и Институт философии РАН сегодня обрела своё продолжение. В прошлом посте, который касался моего конфликта с дирекцией, я, судя по всему, поспешил прощаться с институтом, и, благодаря примиряющему вниманию и той чуткости, с которой Елена Петровская подошла к данной ситуации, сегодня стала возможна наша общая встреча с Еленой, директором института Андреем Смирновым и заместителем директора по научной работе Анатолием Черняевым, с которым мы вместе и занимались проектом «Революция, эволюция и диалог культур».

Когда-то довольно давно, когда Андрей Смирнов ещё не был директором института, я читал его книгу с неожиданным названием «Логика смыла» (для тех, кого заинтриговало: в книге даётся краткое разъяснение совпадения названия с названием знаменитой работы Жиля Делёза; сама же книга напрямую касается темы возможности понимания другой культуры с ракурса собственной, что мы недавно обсуждали в компании студентов-философов НИУ ВШЭ после семинара герменевтического кружка), я отметил про себя ту удивительную чувствительность автора, которая помогает ему высветить ценность принципиальных непереводимостей, смысловых несостыковок и «шероховатостей», которые, если я правильно понял идеи книги, являются ключевыми не только в процессе смыслообразования и подлинного понимания текста, но и в самой возможности изучения другой культуры. Этому свидетель Алексей Бородкин, с которым я как-то делился своими наблюдениями.
И сегодня я убедился, что, отметив эту характерную авторскую черту, — чувствительность, — я во многом оказался прав: эмоциональный посыл моего поста, та жгучая и глубокая досада, которая просвечивала в нём, сама нашла своего адресата, и Андрей глубоко прочувствовал её и принял буквально на свой счёт, правда, с отрицательным знаком — как личное оскорбление. Это грустное событие, на мой взгляд, высвечивает своего рода «несовпадение принципа проведения силовых линий смыслообразования», — одну из идей книги Смирнова. Общий диссонанс в моих глазах обнаруживает «своеобразное „трение“, которое испытывает наше мышление, соприкасаясь с иной смысловой материей».
Не смотря на то, что сегодня предметом крайне ожесточённой дискуссии во многом был именно мой пост, я вижу ценность публичности и гласности, — именно эти принципы помогли, — и я в этом убеждён, — высветить те идеализации, которые и входят в конфликт, — именно их каждый и пытался отстоять в дискуссии. Ко всему прочему, между самой ситуацией и постом есть прямая причинно-следственная связь: это раскрытие ситуации в публичность. Я считаю, что это положительная практика взаимодействия отдельного человека с машинерией институций.
Поэтому я в целом отказываюсь искать правых и виноватых; считаю эту стратегию «бессмысленной». И то, к чему я стремлюсь в данном случае, — это «бережно разглядеть подлинную инаковость чужой мысли», не пытаясь выправить её своей собственной поспешной интерпретацией, вытесняющей «трение» в поиск виноватых. Поэтому мои прошлые слова о «неадеквате» в какой-то степени идут вразрез с моими же ценностями: что в целом считать «адекватным» в этой ситуации раскола? Подчеркну, что у меня нет претензий к институту.
Поэтому эмоциональность и столь высокий градус нашего сегодняшнего знакомства я воспринимаю как непосредственное понимание остроты сложившейся ситуации и запрос на её позитивное разрешение. И именно поэтому я благодарен всем участникам сегодняшней встречи за время и внимание, которые они уделили сложившемуся положению дел, а также за саму возможность диалога, которую я ценю более всего.
Но если никто не виноват, что же «сложило» этот конфликт? Мне представляется, что обе позиции обнаруживают ошибки: как требование безукоснительного следования договорённости с моей стороны, так и требование абсолютного доверия с другой.
Эта ситуация помогла мне наконец осознать, что договорённости — это лишь средства к достижению общих целей. Не смотря на то, что они действительно должны быть как можно лучше прояснены, в процессе они могут меняться, обнаруживаясь как согласие в общем соотношении сторон на актуальный момент. Ригоризм в отношении к договорённостям порождает конфликты, — эта ситуация повторялась у меня в разных проектах, и именно благодаря сегодняшнему импульсивному, но от этого удивительным образом не менее вдумчивому диалогу, который именно в конфликте помог высветить позиции сторон, я увидел свою идеализацию, с которой мне ещё предстоит поработать.
В то же время требование абсолютного доверия со стороны института — не меньшая идеализация, ведь доверие — это то, что обнаруживается как общее достижение, нуждающееся в постоянной поддержке и заботе, подобно маленькому ребёнку: его появление в наш суровый век это чудо, которое без бережного отношение к нему сродни золотому песку в стихотворении Эдгара Алана По («Я стою на берегу, бурю взором стерегу...») ускользает сквозь пальцы тем быстрее, чем крепче ты его сжимаешь.
Судя по накалу страстей сегодня, общая тональность конфликта обнаружила свою доминанту, и теперь от каждого участника зависит вернётся ли понимание в прежнюю тональность, избавляясь от шероховатостей и несостыковок со своим внутренним миром, или обнаружит новую тональность, — возможно более мажорную?, — раскрывающую удивительную гармонию и созвучие нашей «Аппассионаты» в общей полифонии мнений каждого, — обнаружит свой смысл для каждого?
Удивительным образом для меня это перекликается и с тематикой самого проекта, название которого: «Революция, эволюция и диалог культур». Возможен ли диалог культур, возможно ли понимание? Будет ли это результатом развития и, как следствие, — конфликта? Возможно, именно через конфликт мы можем обрести доверие и научиться договариваться? Я хочу привести здесь конец известнейшей «Баллады о Востоке и Западе» Джозефа Редьярда Киплинга, повествование которой, как мне кажется, обнаруживает схожие идеи:
...О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.
Но нет Востока и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
Не только название, но и сам разработанный логотип, символ, к которому за время работы я успел проникнуться очень тёплыми чувствами, испытывая глубокое удовлетворение от его существования, для меня отражают эти идеи. С одной стороны, он носит характер конфликта, удара, взрыва, столкновения; с другой же — развития, эволюции, соразмерного, осмысленного созвучия, гармоничного раскрытия (острый глаз легко увидит золотое сечения и — ἀναλογία, — пропорции), роста из получившегося разрыва, «просвета бытия». Здесь отдельной строкой хочу поблагодарить Анатолия Черняева, без участия которого символ не приобрёл бы столь сильный и выразительный характер. Все вложенные силы оправдались результатом.
Пусть же эта крайне стрессовая ситуация для каждого участника принесёт свои плоды и станет ступенью к новому, — к пониманию «иной смысловой материи», — к силе, знанию и мудрости, которые всегда приходят из разрыва, — как травма, инициация, и помогают обрести цельность, уверенность и осмысленность.
Не заслонять удобной схемой интерпретаций, основанной на прошлом опыте, не искать виноватых, но всмотреться вглубь разрыва и увидеть в нём то сокровище, которое и таится, подобно подлинному триумфу, — у границ гибели.
Хочу завершить своё повествование крайне любопытной цитатой Омара Хайяма, книгу которого, как и несколько других крайне ценных книг, Даша Борисенко передала нам с Ай в пользование. Я хочу, чтобы она натолкнула читателей на размышления: что является причиной или целью ситуации? Не та ли ценность, которая притягивает разных людей, разные мнения, разные смыслы — к созвучию?
Источник: https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1163585793787943В горшечный ряд зашёл я на базар,
Там был гончарный выставлен товар.
И вдруг — один кувшин глаголом тайным
Спросил: «Где покупатель? Где гончар?