Пред­ла­га­ем ва­ше­му вни­ма­нию пе­ре­вод речи Робер­та Оппен­гей­ме­ра, «отца атом­ной бом­бы», про­чи­тан­ной на 63-м еже­год­ном со­бра­нии Аме­ри­кан­ской Пси­хо­ло­ги­че­ской Ассо­ци­а­ции (АПА) в Сан-Фран­цис­ко, Кали­фор­ния, 4 се­тяб­ря 1955. Рус­ско­языч­ная вер­сия речи пуб­ли­ку­ет­ся впер­вые.

В тек­сте за­тра­ги­ва­ют­ся по­гра­нич­ные для фило­со­фии на­у­ки и эпи­сте­мо­ло­гии темы; вкрат­це рас­кры­ва­ют­ся ос­нов­ные по­ня­тия есте­ствен­но­на­уч­ной ре­во­лю­ции се­ре­ди­ны про­шло­го века, — от­кры­тие атом­ной ме­ха­ни­ки, кван­то­во­го прин­ци­пи­па неопре­де­лен­но­сти и фун­да­мен­таль­ной неде­тер­ме­ни­ро­ван­но­сти физи­че­ских про­цес­сов.

Лейт­мо­ти­вом речи яв­ля­ет­ся тема как тор­мо­зя­ще­го, так и на­прав­ля­ю­ще­го раз­ви­тие на­у­ки ри­гид­но­го от­но­ше­ния на­уч­но­го со­об­ще­ства к сме­лым ана­ло­ги­ям. Инте­рес­ным об­ра­зом, неяв­но раз­ре­шая это про­ти­во­ре­чие, Оппен­гей­мер при­зы­ва­ет к ме­то­до­ло­ги­че­ско­му плю­ра­лиз­му, со­хра­няя кон­струк­тив­ную со­став­ля­ю­щую кон­сер­ва­тив­но­го на­строя.

Физик-тео­ре­тик за­бот­ли­во обе­ре­га­ет слу­ша­те­ля от за­ум­ной тер­ми­но­ло­гии и вы­ра­жа­ет до­воль­но слож­ные мыс­ли мак­си­маль­но до­ступ­ным язы­ком, ко­то­рый, мы на­де­ем­ся, был вер­ным об­ра­зом пе­ре­дан в пе­ре­во­де и со­хра­нил свою от­кры­тость для каж­до­го, кто за­ин­те­ре­су­ет­ся дан­ным тек­стом.

Кор­рек­тор: Айгуль Вольт­ман
Редак­тор: Алек­сей Огнев
Пере­вод: Антон Вольт­ман

Пре­зи­дент Нью­комб, чле­ны АПА, леди и джентль­ме­ны:

Я толь­ко что вы­слу­шал речь пре­зи­ден­та Ньком­ба и его объ­яс­не­ние при­чин, по ко­то­рым меня по­про­си­ли вы­сту­пить здесь, но для меня этот во­прос остал­ся все же не до кон­ца разъ­яс­нен. Я ду­мал об этом с тех пор, как с че­стью и удо­воль­стви­ем при­нял при­гла­ше­ние вы­сту­пить пе­ред вами. Я пы­тал­ся пред­ста­вить, ка­ко­ва моя роль, чего мо­гут ждать от ста­ро­ва­то­го про­фес­сио­наль­но­го, хотя, мо­жет, уже и не столь про­фес­сио­наль­но­го, но все еще физи­ка.

В первую оче­редь я по­ду­мал о том, что при­гла­ше­ние мо­жет быть свя­за­но с Инсти­ту­том пер­спек­тив­ных ис­сле­до­ва­ний. Я со­труд­ни­чал с несколь­ки­ми уче­ны­ми-пси­хо­ло­га­ми, так­же у нас есть кон­суль­та­тив­ный ко­ми­тет, со­сто­я­щий из чле­нов АПА, ко­то­рых мы лю­бим и все­це­ло им до­ве­ря­ем, и мы на­де­ем­ся на то, что так бу­дет и впредь. Я мно­го­му у них на­учил­ся, неко­то­рые из них — мои дру­зья.

Но у нас нет про­грам­мы по пси­хо­ло­гии, нет де­пар­та­мен­та пси­хо­ло­гии. У нас, по фак­ту, толь­ко две шко­лы. Одна на­зы­ва­ет­ся Шко­лой ма­те­ма­ти­ки, дру­гая — Шко­лой ис­то­ри­че­ских ис­сле­до­ва­ний. Я рас­ска­жу вкрат­це об этих шко­лах, это мо­жет по­мочь вы­явить огра­ни­чен­ность моей ком­пе­тен­ции. Вы сами смо­же­те рас­по­знать сле­пые пят­на, ко­то­рые про­яс­нят­ся с те­че­ни­ем моей речи.

Обе Шко­лы — ма­те­ма­ти­ки и ис­то­ри­че­ских ис­сле­до­ва­ний — ис­пы­ты­ва­ют опре­де­лен­ные слож­но­сти с об­ра­бот­кой ги­гант­ско­го мас­си­ва на­ше­го за­хва­ты­ва­ю­ще­го, неуправ­ля­е­мо слож­но­го опы­та. Каж­дая Шко­ла справ­ля­ет­ся с этим по-сво­е­му. Шко­ла ма­те­ма­ти­ки скон­цен­три­ро­ва­на на от­но­ше­ни­ях, на фор­ме, на ло­ги­че­ской струк­ту­ре, на при­ме­не­нии этих пат­тер­нов и но­вых раз­ра­бо­ток в эм­пи­ри­че­ских на­у­ках. И так сло­жи­лось, что несколь­ко уче­ных-пси­хо­ло­гов яв­ля­ют­ся чле­на­ми Шко­лы ма­те­ма­ти­ки.

Лью­ис Берн­стей Нэмир, ан­глий­ский ис­то­рик.

У Шко­лы ис­то­ри­че­ских ис­сле­до­ва­ний цели несколь­ко иные. Не так дав­но я был в Англии и раз­го­ва­ри­вал с Нэми­ром, ко­то­рый сей­час за­ни­ма­ет­ся со­став­ле­ни­ем био­гра­фий всех чле­нов Пар­ла­мен­та с мо­мен­та ос­но­ва­ния по се­го­дняш­ний день. По пер­вым пар­ла­мен­там нет прак­ти­че­ски ни­ка­ких за­пи­сей о боль­шин­стве их участ­ни­ков, по­это­му очень слож­но пи­сать об этом. В на­сто­я­щее вре­мя слож­но пи­сать и ак­ту­аль­ные био­гра­фии, уже по­то­му что обо всех мож­но най­ти неве­ро­ят­ные объ­е­мы ин­фор­ма­ции, и толь­ко с ма­те­ри­а­лом XVI, XVII, XVIII ве­ков мож­но ра­бо­тать сво­бод­но. Отбор ис­то­ри­че­ско­го ма­те­ри­а­ла, — без­услов­но, очень свое­об­раз­ный про­цесс. Объ­ем сви­де­тельств про­шло­го и опыт со­кра­ща­ют­ся, но про­ис­хо­дит это бла­го­да­ря тем, кто жил до нас и сво­и­ми дей­стви­я­ми, оцен­ка­ми, тра­ди­ци­я­ми, вы­би­рал то, что долж­но оста­вать­ся зна­чи­мы­ми на про­тя­же­нии мно­гих лет.

В ис­то­рии ча­сто слу­ча­ет­ся так, что наи­боль­ший ин­те­рес вы­зы­ва­ет уни­каль­ная точ­ка зре­ния, не име­ю­щая удо­вле­тво­ри­тель­но­го, ис­чер­пы­ва­ю­ще­го, фор­маль­но­го от­но­ше­ния к бо­лее об­щим за­ко­но­мер­но­стям. В Шко­ле ма­те­ма­ти­ки при­зна­ют толь­ко струк­ту­ры до­ста­точ­но все­об­ще­го ха­рак­те­ра. Здесь, прав­да, сто­ит вспом­нить сло­ва од­но­го ма­те­ма­ти­ка, внес­ше­го су­ще­ствен­ный вклад в раз­ви­тие ло­ги­ки, — Геде­ля, — о ма­те­ма­ти­ке как о чи­стой ис­то­ри­че­ской слу­чай­но­сти, ко­то­рая раз­ви­ва­лась в об­ла­сти ис­чис­ли­мо­го. Это и бу­дет од­ной из тем моей речи се­го­дня, ко­то­рая в неко­то­рой сте­пе­ни долж­на сгла­дить ост­рые углы двух школ. Я рас­ска­жу неболь­шую ис­то­рию, ко­то­рая при­зва­на опи­сать связь на­ше­го ин­сти­ту­та с пси­хо­ло­ги­ей.

Иси­дор Айзек Раби, аме­ри­кан­ский физик, ла­у­ре­ат Нобелев­ской пре­мии по физи­ке в 1944 г.

Око­ло 20 лет на­зад я впер­вые по­се­тил боль­шую ла­бо­ра­то­рию в Нью-Йор­ке, где про­фес­сор Раби с кол­ле­га­ми толь­ко на­чи­на­ли свои за­хва­ты­ва­ю­щие экс­пе­ри­мен­ты с мо­ле­ку­ляр­ны­ми пуч­ка­ми. Я пре­крас­но про­вел это вре­мя, но ко­гда я ухо­дил, я за­ме­тил, что над две­рью кра­со­ва­лась пыль­ная таб­лич­ка «Лабо­ра­то­рия Кос­ми­че­ский Лучей». Я спро­сил Раби: «Како­го чер­та?» — «Ну, — от­ве­тил он, — нам от них все рав­но ни­ку­да не деть­ся».

На этом я за­кон­чу го­во­рить об Инсти­ту­те, и моя вто­рая мысль бу­дет зна­чи­тель­но про­ще. Оста­ет­ся ска­зать несколь­ко слов о физи­ке, ко­то­рые, как мне ка­жет­ся, бу­дут ин­те­рес­ны и ко­то­рые, если не вос­при­ни­мать их слиш­ком бук­валь­но и все­рьез, я на­де­юсь, мо­гут быть по­лез­ны в раз­лич­ных об­ла­стях пси­хо­ло­гии. Я в кур­се: го­во­рить о фило­со­фии на­у­ки, — все рав­но, что лезть в кап­кан, но я буду очень-очень осто­ро­жен.

На пер­вый взгляд на­у­ки вряд ли мо­гут быть даль­ше друг от дру­га, чем эти две. Все иерар­хи­че­ские клас­си­фи­ка­ции ста­вят их по­рознь. Пси­хо­ло­гия для всех, кто ра­бо­та­ет в этой об­ла­сти, вос­при­ни­ма­ет­ся как мо­ло­дая дис­ци­пли­на, в ко­то­рой ре­аль­ный про­гресс и ре­аль­ная объ­ек­тив­ность ста­ли ощу­щать­ся недав­но. Физи­ка, воз­мож­но, ста­ра так же, как и сама на­у­ка; она сла­вит­ся боль­шим, яс­ным и проч­ным сво­дом зна­ний. В пси­хо­ло­гии та­ко­го нет, и сей­час пе­ред нами толь­ко на­чаль­ные бал­ки это­го сво­да, толь­ко от­дель­ные зна­ния, ко­то­рые поз­же бу­дут со­еди­не­ны.

Но я все­гда чув­ство­вал, что у этих двух наук есть что-то об­щее, ко­неч­но, как и у всех наук в неко­то­ром смыс­ле. Один очень про­стой при­мер со­сто­ит в том, что каж­дая из наук от­ве­ча­ет на­ше­му при­ми­тив­но­му, по­сто­ян­но­му и все­объ­ем­лю­ще­му че­ло­ве­че­ско­му лю­бо­пыт­ству: что та­кое ма­те­ри­аль­ные тела и как они себя ве­дут, — с од­ной сто­ро­ны, и, с дру­гой сто­ро­ны, — как люди и че­ло­ве­ко­по­доб­ные жи­вот­ные ве­дут себя, как они чув­ству­ют, ду­ма­ют, учат­ся. Это лю­бо­пыт­ство, воз­ни­ка­ю­щее в обы­ден­ной жиз­ни, при­сут­ству­ет во всем, и оно ни­ко­гда не ис­сякнет. Таким об­ра­зом, обе на­у­ки вряд ли мо­гут вы­ска­зы­вать пред­по­ло­же­ния тех­ни­че­ско­го ха­рак­те­ра без того, чтобы не встать в от­но­ше­ние к на­шим взг­ля­дам на ре­аль­ность, к ме­та­фи­зи­ке. Обе на­у­ки про­из­во­дят и про­дол­жа­ют про­из­во­дить све­жий и вдох­нов­ля­ю­щий эф­фект на нашу тео­рию по­зна­ния, — эпи­сте­мо­ло­гию.

Есть и дру­гие пути, по ко­то­рым мы об­на­ру­жи­ва­ем наше брат­ское род­ство. В по­след­ние де­сять лет физи­ки на­де­ла­ли мно­го шума на поч­ве тех огром­ных сил, ко­то­рые, во мно­гом бла­го­да­ря их уси­ли­ям, но не огра­ни­чи­ва­ясь ими, ока­за­лись во вла­сти че­ло­ве­ка. Сил, пред­на­зна­чен­ных во мно­гом толь­ко для того, чтобы се­ять мас­со­вое и уст­ра­ша­ю­щее раз­ру­ше­ние. Мы об­суж­да­ли нашу от­вет­ствен­но­сти и наши обя­за­тель­ства пе­ред об­ще­ством толь­ко с той точ­ки зре­ния, ко­то­рая ка­жет­ся мне край­ней по­верх­ност­ной, ведь пси­хо­лог вряд ли смо­жет сде­лать что-ни­будь без осо­зна­ния того фак­та, что при­об­ре­те­ние зна­ний от­кры­ва­ет са­мые страш­ные пер­спек­ти­вы управ­ле­ния тем, что люди де­ла­ют, как они ду­ма­ют, как ве­дут себя и что чув­ству­ют. Это ис­тин­но для всех прак­ти­ку­ю­щих пси­хо­ло­гов, — в то вре­мя, как свод пси­хо­ло­гии вы­иг­ры­ва­ет от опре­де­лен­но­сти, тон­ко­сти и ма­стер­ства, я вижу, что при­зы­вы физи­ков к гу­ман­но­му и муд­ро­му ис­поль­зо­ва­нию их от­кры­тий по­ка­жут­ся весь­ма три­ви­аль­ны­ми по срав­не­нию с тем при­зы­ва­ми, ко­то­рые пред­сто­ит сде­лать вам и за ко­то­рые вам при­дет­ся нести от­вет­ствен­ность.

В боль­шей сте­пе­ни, ко­неч­но, речь о том, что зна­чи­мость того, что мы об­на­ру­жи­ва­ем ради бла­га че­ло­ве­че­ства и че­ло­ве­че­ской судь­бы вы­све­чи­ва­ет нам бо­лее ост­ро нашу соб­ствен­ную воз­рас­та­ю­щую от­вет­ствен­ность по объ­яс­не­нию, ин­тер­пре­та­ции, на­ла­жи­ва­нию свя­зей и обу­че­нию. Наша от­вет­ствен­ность со­сто­ит боль­ше в том, чтобы удо­сто­ве­рить­ся, что мы по­ня­ты, неже­ли в при­ни­ма­е­мых нами ре­ше­ни­ях, наша от­вет­ствен­ность — за­ло­жить фун­да­мент для по­ни­ма­ния этих ре­ше­ний.

Есть и дру­гие пути, по ко­то­рым мы об­на­ру­жи­ва­ем наше сход­ство. Прак­ти­че­ская по­лез­ность на­ших про­фес­сий со­зда­ет впе­чат­ле­ние, что наша пра­во­та ис­хо­дит из оши­боч­ных пред­по­сы­лок, и что наша ис­тин­ная при­ро­да очень силь­но от­ли­ча­ет­ся от на­ше­го об­ще­ствен­но­го по­зи­ци­о­ни­ро­ва­ния. Обе дис­ци­пли­ны столк­ну­лись с про­бле­мой необ­хо­ди­мо­сти со­хра­нять чи­сто­ту ака­де­ми­че­ских, аб­стракт­ных ис­сле­до­ва­ний, и в то же вре­мя обо­га­щать­ся прак­ти­че­ской ра­бо­той, вкла­ды­ва­ясь в нее саму. Без­услов­но, долг физи­ки пе­ред тех­но­ло­ги­я­ми и тех­ни­кой без­гра­ни­чен. Я ду­маю, что так бу­дет и в пси­хо­ло­гии.

Обе на­у­ки, — все на­у­ки — воз­ни­ка­ют как уточ­не­ния, ис­прав­ле­ния и адап­та­ции здра­во­го смыс­ла. Нет уни­каль­ных про­стых на­уч­ных ме­то­дов, ко­то­рые мож­но пред­пи­сать; но, без­услов­но, су­ще­ству­ют опре­де­лен­ные чер­ты, ко­то­рая лю­бая на­у­ка с необ­хо­ди­мо­стью долж­на иметь, чтобы счи­тать­ся та­ко­вой. Одной из та­ких черт яв­ля­ет­ся стрем­ле­ние к объ­ек­тив­но­сти. Я имею это в виду не в ме­та­фи­зи­че­ском, но в су­гу­бо прак­ти­че­ском плане, — как стрем­ле­ние к уве­рен­но­сти в том, что мы дей­стви­тель­но по­ни­ма­ем друг дру­га, и что все ква­ли­фи­ци­ро­ван­ные прак­ти­ки име­ют в виду по сути одно и то же. Язык здра­во­го смыс­ла по сво­ей при­ро­де неод­но­зна­чен; ко­гда поэт или ри­тор ис­поль­зу­ет его, он ис­поль­зу­ет эту дву­смыс­лен­ность, и даже ко­гда мы про­сто об­ща­ем­ся, мы по­чти с необ­хо­ди­мо­стью ис­поль­зу­ем ее, чтобы быть по­ня­ты­ми. Но в на­у­ке мы пы­та­ем­ся из­ба­вить­ся от этой дву­смыс­лен­но­сти, мы пы­та­ем­ся вы­ра­жать­ся в очень про­стых тер­ми­нах, со­пря­гая нашу мысль с де­ла­ми та­ким об­ра­зом, чтобы, хоть и рас­хо­дясь в фак­тах, быть в со­сто­я­нии уре­гу­ли­ро­вать про­ти­во­ре­чия. Без­услов­но, это пер­вый шаг в стрем­ле­нии к опре­де­лен­но­сти. Но опре­де­лен­ность — это еще не все. Когда мы пе­ре­хо­дим от здра­во­го смыс­ла к на­у­ке, мы так­же дви­га­ем­ся к обоб­ще­нию через ана­лиз, через на­блю­де­ния и, в кон­це кон­цов, через экс­пе­ри­мент. И, что еще бо­лее ха­рак­тер­но, мы ищем но­виз­ны, мы ищем транс­цен­дент­ное, за­пре­дель­ное, мы ищем та­кие осо­бен­но­сти опы­та, ко­то­рые не до­ступ­ны в обыч­ной жиз­ни. Для физи­ки ха­рак­тер­ны­ми ин­стру­мен­та­ми яв­ля­ют­ся те, ко­то­рые поз­во­ля­ют нам вый­ти за пре­де­лы эле­мен­тар­но­го, еже­днев­но­го опы­та: те­ле­скоп, поз­во­ля­ю­щий за­гля­нуть в глу­би­ны неба, огром­ные уско­ри­те­ли, на се­го­дняш­ний день яв­ля­ю­щи­е­ся ло­ги­че­ским про­дол­же­ни­ем мик­ро­ско­па, поз­во­ля­ю­щие нам на все мень­ших мас­шта­бах углу­бить­ся в струк­ту­ру ма­те­рии.

Мне нуж­но быть осто­рож­ным в про­ве­де­нии па­рал­ле­лей с пси­хо­ло­ги­ей, но, бес­спор­но, ис­поль­зо­ва­ние гип­но­за и пси­хо­ак­тив­ных ве­ществ — ти­пич­ные сред­ства, поз­во­ля­ю­щие по­гру­зить­ся в непри­выч­ные сфе­ры че­ло­ве­че­ско­го опы­та, ко­то­рые вы­све­чи­ва­ют опре­де­лен­ные ха­рак­те­ри­сти­ки пси­хо­ло­ги­че­ских фе­но­ме­нов, ко­то­рые в ос­нов­ном за­те­ря­ны в на­шем бы­то­вом еже­днев­ном опы­те.

Один при­мер от­ра­жа­ет идею физи­ков об иде­аль­ном экс­пе­ри­мен­те. Это ра­бо­та, ко­то­рая была про­де­ла­на в по­след­ние годы в Уни­вер­си­те­те МакГилла. Она по­свя­ще­на эф­фек­ту сни­же­ния сен­сор­ных сти­му­лов с по­мо­щью очень про­стых ме­ха­низ­мов из­ме­не­ния уров­ня сти­му­ля­ции, про­из­во­дя­щих яр­кие и по­чти пу­га­ю­щие мощ­ные, хоть и вре­мен­ные, из­ме­не­ния в па­мя­ти, в ин­тел­лек­ту­аль­ной и по­зна­ва­тель­ной жиз­ни ис­пы­ту­е­мых. Это опять-таки при­мер до­ве­де­ния до экс­тре­маль­ных край­но­стей того, что хоть и встре­ча­ет­ся в обы­ден­ном опы­те, но что толь­ко тер­пе­ние и аб­стракт­ность экс­пе­ри­мен­таль­но­го за­про­са спо­соб­ны сде­лать яв­ным.

Мы от­тал­ки­ва­ем­ся от здра­во­го смыс­ла, дол­го и упор­но ра­бо­та­ем, чтобы сно­ва прий­ти к нему, обо­га­тить его очи­щен­ны­ми, ори­ги­наль­ны­ми и стран­ны­ми по­ня­ти­я­ми, рас­ши­ря­ю­щи­ми наши пред­став­ле­ния о жиз­ни и мире. И здесь, я по­ла­гаю, глав­ным ге­ро­ем вы­сту­па­ет пе­да­гог.

Сво­ей те­мой я вы­брал «ана­ло­гию в на­у­ке». Я со­би­ра­юсь рас­ска­зать об ана­ло­гии как об ин­стру­мен­те на­у­ки и, в мень­ше сте­пе­ни, о неко­то­рых незна­чи­тель­ных чер­тах ана­ло­гии меж­ду на­у­ка­ми. Во мно­гом имен­но вто­рая тема при­ве­ла к недо­по­ни­ма­нию и огра­ни­чен­но­сти, но что ка­са­ет­ся пер­вой темы, то ана­ло­гия вы­сту­па­ет необ­хо­ди­мым и неиз­беж­ным ин­стру­мен­том на­уч­но­го про­грес­са. Воз­мож­но, мне луч­ше сра­зу по­яс­нить, что я под этим под­ра­зу­ме­ваю. Я не имею в виду ме­та­фо­ру или ал­ле­го­рию, я не имею в виду даже по­до­бие, но я под­ра­зу­ме­ваю опре­де­лен­но­го рода струк­тур­ную общ­ность, схо­жесть форм, кон­стел­ля­ци­он­ную схо­жесть меж­ду дву­мя на­бо­ра­ми струк­тур, дву­мя на­бо­ра­ми све­де­ний, ко­то­рые хоть и яв­ля­ют­ся явно раз­лич­ны­ми, но име­ют струк­тур­ные па­рал­ле­ли. Это свя­за­но с от­но­ше­ни­я­ми и вза­и­мо­свя­зя­ми. Я бы хо­тел про­ци­ти­ро­вать вам схо­ла­сти­че­ский ком­мен­та­рий Пени­ду на тему ана­ло­гии:

В са­мом об­щем смыс­ле каж­дая ана­ло­гия пред­по­ла­га­ет два он­то­ло­ги­че­ских усло­вия. Во-пер­вых, мно­же­ствен­ность ре­аль­ных су­ществ, ко­то­рая пред­по­ла­га­ет сре­ди них, та­ким об­ра­зом, су­ще­ствен­ное раз­но­об­ра­зие. Монизм — при­рож­ден­ный враг ана­ло­гии. И, во-вто­рых, серд­цем этой мно­же­ствен­но­сти, это­го нера­вен­ства, вы­сту­па­ет опре­де­лен­ное един­ство.

В сущ­но­сти это во­прос о том, яв­ля­ют­ся ли струк­тур­ные эле­мен­ты лишь на­шей вы­дум­кой или они все же име­ют ме­сто быть в мире. Я на­хо­жу крайне на­тя­ну­той точ­ку зре­ния о том, что они при­ду­ма­ны в том смыс­ле, в ка­ком они бо­лее ис­кус­ствен­ны, чем те све­де­ния, ко­то­рые они объ­еди­ня­ют и опи­сы­ва­ют. Я могу рас­ска­зать об од­ном слу­чае из дол­гой ис­то­рии аст­ро­но­мии и физи­ки, ко­то­рый весь­ма ярко вы­све­чи­ва­ет эту мысль для меня. Сугу­бо прак­ти­че­ские цели пред­ска­за­ний, про­ро­че­ства и ри­ту­а­лов под­толк­ну­ли ва­ви­ло­нян к раз­ра­бот­ке ме­то­дов про­гно­зи­ро­ва­ния лун­ных цик­лов, за­тме­ний и неко­то­рых бо­лее ред­ких аст­ро­но­ми­че­ских со­бы­тий. Их ме­то­до­ло­гия была чи­сто ма­те­ма­ти­че­ской. Они на­блю­да­ли раз­лич­ные яв­ле­ния и вы­де­ли­ли опре­де­лен­ный пат­терн. Они были хо­ро­ши. Настоль­ко хо­ро­ши, что их ме­то­ды воз­рас­том бо­лее двух ты­сяч лет ис­поль­зо­ва­лись в про­шлом веке в Индии для пред­ска­за­ния за­тме­ния с точ­но­стью в трид­цать ми­нут. Вави­ло­няне не про­сто ста­ли хо­ро­ши в этом, они по­лу­ча­ли от это­го удо­воль­ствие и де­ла­ли это ради раз­вле­че­ния; зна­чи­тель­но поз­же, ко­гда лю­бая прак­ти­че­ская нуж­да в этих ме­то­дах от­па­ла, они сде­ла­ли пуб­лич­ны­ми эти таб­ли­цы и вы­чис­ле­ния, по-ви­ди­мо­му, так же, как мы пуб­ли­ку­ем ста­тьи о внут­рен­нем стро­е­нии звезд, — про­сто по­то­му, что это ин­те­рес­но. Они сде­ла­ли все это без ка­кой-либо небес­ной ме­ха­ни­ки, без гео­мет­рии, — ни­че­го не дви­га­лось, — не было ни­ка­ких объ­ек­тов, цир­ку­ли­ру­ю­щих по ор­би­там, ни­ка­ких за­ко­нов дви­же­ния, не было ни­ка­кой ди­на­ми­ки, — все было толь­ко в об­ла­сти чи­сел.

Вы зна­е­те, как сей­час мы пред­ска­зы­ва­ем за­тме­ния и вос­ход/за­ход солн­ца. Мне ка­жет­ся крайне невер­ным де­лать вид, что ма­те­ма­ти­че­ские за­ко­но­мер­но­сти, ко­то­рые лег­ли в ос­но­ву ва­ви­лон­ских пред­ска­за­ний, лишь их вы­дум­ка; столь же невер­ным мне ка­жет­ся не при­зна­вать за небес­ной ме­ха­ни­кой в том виде, в ко­то­ром она су­ще­ству­ет сей­час, го­раз­до бо­лее глу­бо­кое и бо­лее пол­ной опи­са­ние за­ко­но­мер­но­стей физи­че­ско­го мира. Я ду­маю, что при­чи­ны это­го кро­ют­ся не толь­ко в ее несколь­ко боль­шей по­лез­но­сти или в бо­лее все­об­щем, объ­еди­ня­ю­щем ха­рак­те­ре, но в том, что она рас­кры­ва­ет те ас­пек­ты за­ко­но­мер­но­стей, ко­то­рые были пол­но­стью неви­ди­мы­ми для ва­ви­ло­нян.

Воз­мож­но, име­ет смысл про­ци­ти­ро­вать Чарль­за Пир­са, чтобы про­дол­жить:

Одна­ко, так как ме­та­фи­зи­ка яв­ля­ет­ся пред­ме­том зна­чи­тель­но бо­лее лю­бо­пыт­ным, неже­ли по­лез­ным, зна­ние ко­то­ро­го по­доб­но зна­нию об ушед­шем под воду рифе слу­жит глав­ным об­ра­зом тому, чтобы дать нам воз­мож­ность дер­жать­ся по­даль­ше от него, то я не буду бо­лее на дан­ный мо­мент бес­по­ко­ить чи­та­те­ля ка­кой-либо Онто­ло­ги­ей.

Неза­ви­си­мо от того, го­во­рим ли мы об от­кры­ти­ях или изоб­ре­те­ни­ях или нет, ана­ло­гия неиз­беж­на для че­ло­ве­че­ской мыс­ли, т.к. к но­во­му в на­у­ке мы при­хо­дим с тем ин­стру­мен­та­ри­ем, ко­то­рый у нас есть, — а это имен­но то, как мы на­учи­лись ду­мать и, преж­де все­го, то, как мы на­учи­лись ду­мать о вза­и­мо­свя­зи ве­щей. Мы не мо­жем вза­и­мо­дей­ство­вать с чем-то неиз­ве­дан­ным ни­ка­ким дру­гим об­ра­зом, кро­ме как на поч­ве зна­ко­мо­го и ста­ро­мод­но­го. Кон­сер­ва­тизм на­уч­но­го ис­сле­до­ва­ния не про­из­воль­ная вещь; это ры­чаг, с по­мо­щью ко­то­ро­го мы дей­ству­ем; это един­ствен­ное обо­ру­до­ва­ние, ко­то­рое мы име­ем. Мы не мо­жем на­учить­ся удив­лять­ся или по­ра­жать­ся чему-то, если у нас нет пред­став­ле­ния о том, как это «что-то» долж­но вы­гля­деть; и это пред­став­ле­ние, — на­вер­ня­ка, — ана­ло­гия. Мы не смо­жем рас­по­знать ошиб­ку, если у нас нет воз­мож­но­сти ее сде­лать; и наша ошиб­ка по­чти все­гда про­яв­ля­ет­ся в фор­ме ана­ло­гии с ка­кой-либо дру­гой ча­стью опы­та.

Уильям Джеймс в мо­ло­до­сти.

Это не озна­ча­ет, что ана­ло­гия яв­ля­ет­ся кри­те­ри­ем ис­ти­ны. Никто ни­ко­гда не смо­жет уста­но­вить вер­ность тео­рии через ука­за­ние на сход­ство с дру­гой вер­ной тео­ри­ей. Кри­те­рий ис­тин­но­сти дол­жен ис­хо­дить из ана­ли­за, он дол­жен ис­хо­дить из опы­та, — из это­го рож­да­ет­ся осо­бый вид объ­ек­тив­но­сти, ко­то­рый и ха­рак­те­ри­зу­ет на­у­ку, а имен­но тот факт, что мы вполне уве­ре­ны, что по­ни­ма­ем друг дру­га, что мы мо­жем про­ве­рить друг дру­га. Но ис­тин­ность это еще не все, опре­де­лен­ность — это еще не вся на­у­ка. Нау­ка — это чрез­вы­чай­но твор­че­ский и обо­га­ща­ю­щий про­цесс, она пол­на но­виз­ны и ис­сле­до­ва­тель­ско­го духа, и для того, чтобы до­стичь это­го, ана­ло­гия яв­ля­ет­ся неза­ме­ни­мым ин­стру­мен­том. Даже ана­лиз, даже спо­соб­ность пла­ни­ро­вать экс­пе­ри­мен­ты, даже спо­соб­ность упо­ря­до­чи­вать и рас­кла­ды­вать пред­по­ла­га­ет опре­де­лен­ное ви­де­ние об­щей струк­ту­ры, ко­то­рая сама по себе ана­ло­гич­на.

Поз­воль­те мне за­чи­тать вам сей­час несколь­ко под­хо­дя­щих и крас­но­ре­чи­вых слов Уилья­ма Джейм­са. Он на­пи­сал их в од­ном из сво­их позд­них раз­мыш­ле­ний на тему праг­ма­тиз­ма, в то вре­мя, ко­гда его соб­ствен­ная рас­су­ди­тель­ность, про­ни­ца­тель­ная на­блю­да­тель­ность, муд­рость и че­ло­веч­ность по­мог­ли ему осо­знать тот факт, что по­пыт­ка су­дить об ис­тин­но­сти идеи толь­ко ис­хо­дя из того, что она ра­бо­та­ет, до­воль­но бед­но опи­сы­ва­ет то, что про­ис­хо­дит в на­у­ке, и что-то в этом ра­кур­се упус­ка­ет­ся из виду. Вот что он пи­шет по это­му по­во­ду:

Теперь я вас по­про­шу об­ра­тить осо­бен­ное вни­ма­ние на роль, ко­то­рую иг­ра­ют ста­рые ис­ти­ны. Источ­ни­ком мно­гих неспра­вед­ли­вых об­ви­не­ний, на­прав­лен­ных про­тив праг­ма­тиз­ма, яв­ля­ет­ся то, что с этим об­сто­я­тель­ством не счи­та­ют­ся. Зна­че­ние этих ста­рых ис­тин вещь пер­во­сте­пен­ной важ­но­сти. Вер­ность и ува­же­ние к ним — это пер­вый прин­цип, и в боль­шин­ство слу­ча­ев даже един­ствен­ный прин­цип; ибо весь­ма ча­сто, ко­гда при­хо­дит­ся иметь дело с яв­ле­ни­я­ми, на­столь­ко но­вы­ми, что они тре­бу­ют се­рьез­но­го из­ме­не­ния в на­ших преж­них мне­ни­ях, люди иг­но­ри­ру­ют эти по­след­ние це­ли­ком или же дур­но об­ра­ща­ют­ся с теми, кто сто­ит за них.

Даль­ше я хочу при­ве­сти пять при­ме­ров ис­поль­зо­ва­ния ана­ло­гии в атом­ной физи­ке. Не все они бу­дут оди­на­ко­во зна­ко­мы; воз­мож­но, это даже мяг­ко ска­за­но, т.к. неко­то­рые из них очень новы, даже до та­кой сте­пе­ни новы, что я не знаю, на­сколь­ко они хо­ро­ши как ана­ло­гии, ведь мы еще не об­на­ру­жи­ли по­во­рот­ный пункт, где они мо­гут быть оши­боч­ны.

Ана­ло­гии в физи­ке вполне мо­гут вве­сти в за­блуж­де­ние био­ло­гов и пси­хо­ло­гов из-за той огром­ной ча­сти, ко­то­рую за­ни­ма­ет в физи­ке до­воль­но жест­кая фор­маль­ная струк­ту­ра. Эта струк­ту­ра не обя­за­тель­но вы­чис­ли­тель­ная, хотя на са­мом деле боль­шая часть ее — вы­чис­ли­тель­ная. Наша спо­соб­ность за­пи­сы­вать об­щие от­но­ше­ния в сим­во­ли­че­ской фор­ме, наше ис­поль­зо­ва­ние фор­мул поз­во­ля­ют нам опи­сы­вать об­шир­ное ко­ли­че­ство опы­та, очень раз­но­об­раз­но­го и по­дроб­но­го, в со­кра­щен­ном виде, точ­но вы­яв­лять ошиб­ки, и, в неко­то­рых слу­ча­ях, ис­прав­лять их кор­рек­ци­ей все­го од­ной бук­вы, ко­то­рая в ито­ге ме­ня­ет все. Эти при­ме­ры в дан­ном слу­чае не яв­ля­ют­ся чем-то па­ра­диг­маль­ным, они, ско­рее, слу­жат ил­лю­стра­ци­я­ми того фак­та, что даже в той на­у­ке, ко­то­рая счи­та­ет­ся од­ной из са­мых стро­гих и опре­де­лен­ных, мы ис­поль­зу­ем ин­стру­мен­ты, ко­то­рые возы­ме­ли дур­ную сла­ву, по­сколь­ку их некри­ти­че­ское ис­поль­зо­ва­ние спо­соб­но вы­дать из­мыш­ле­ние за до­ка­за­тель­ство и ис­ти­ну.

Поз­воль­те мне при­ве­сти пер­вый при­мер. Он не из атом­ной физи­ки, он прак­ти­че­ски из про­то­фи­зи­ки, т.к. в нем опи­сы­ва­ют­ся очень зна­ко­мые вещи, но все же он хо­ро­шо ил­лю­стри­ру­ет ха­рак­тер и роль фор­мы в ис­поль­зо­ва­нии ана­ло­гии в физи­ке. При­мер свя­зан с Жаном Бури­да­ном, па­риж­ской шко­лой XIV в., и тео­ри­ей им­пе­ту­са. Каким было их клас­си­че­ское воз­зре­ние? В физи­ке су­ще­ству­ет осо­бое зна­че­ние сло­ва «клас­си­че­ский»; клас­си­че­ское озна­ча­ет непра­виль­ное, непра­виль­ную точ­ку зре­ния, ко­то­рая счи­та­лась пра­виль­ной неко­то­рое вре­мя на­зад. Клас­си­че­ская точ­ка зре­ния рас­смат­ри­ва­ла есте­ствен­ное со­сто­я­ние ма­те­рии как со­сто­я­ние по­коя, по­это­му там, где вы на­хо­ди­ли дви­же­ние, сле­до­ва­ло ис­кать при­чи­ну. Это был схо­ла­сти­че­ский кон­цепт, ко­то­рый схо­ла­сты уна­сле­до­ва­ли от Ари­сто­те­ля. Он и в са­мом деле под­твер­жда­ет­ся боль­шим ко­ли­че­ством на­блю­де­ний. Но кон­цепт несколь­ко рас­хо­дит­ся с на­блю­де­ни­я­ми в слу­чае по­ле­та сна­ря­дов; чем доль­ше вы смот­ри­те, тем ме­нее прав­до­по­доб­ным ста­но­вит­ся то, что воз­дух тол­ка­ет пулю. Бури­дан и его кол­ле­ги со­вер­ши­ли шаг впе­ред, про­ве­дя но­вую ана­ло­гию, — воз­мож­но, са­мый боль­шой шаг в ис­то­рии Запад­ной на­у­ки. Они ска­за­ли: ма­те­рия дей­стви­тель­но име­ет есте­ствен­ное со­сто­я­ние, но это не со­сто­я­ние по­коя. Вер­но, что ко­гда ма­те­рия вы­хо­дит из это­го со­сто­я­ния, то сто­ит при­пи­сать это­му вме­ша­тель­ство при­чи­ны. Но есте­ствен­ное со­сто­я­ние ха­рак­те­ри­зу­ет по­сто­ян­ный им­пе­тус, по­сто­ян­ный им­пульс, по­сто­ян­ная ско­рость. Так были по­ло­же­ны на­ча­ла ра­цио­наль­ной ме­ха­ни­ки и ра­цио­наль­ной физи­ки. Заме­на ко­ор­ди­на­ты ско­ро­стью ка­жет­ся незна­чи­тель­ным из­ме­не­ни­ем, и это дей­стви­тель­но так, но это неболь­шое из­ме­не­ние пол­но­стью пре­об­ра­зи­ло наш спо­соб пред­став­ле­ния физи­че­ско­го мира.

Поз­воль­те пе­ре­чис­лить пять ил­лю­стра­ций из атом­ной физи­ки. Они о том, что слу­чи­лось с иде­ей волн; с иде­я­ми клас­си­че­ской физи­ки на уровне ато­мов, в так на­зы­ва­е­мом прин­ци­пе со­от­вет­ствия; об ана­ло­гии меж­ду ра­дио­ак­тив­ным рас­па­дом и ис­пус­ка­ни­ем све­та, ко­то­рой мы обя­за­ны Фер­ми; об ана­ло­гии меж­ду элек­тро­маг­нит­ны­ми и ядер­ны­ми си­ла­ми, меж­ду элек­тро­ди­на­ми­кой и ме­зо­ди­на­ми­кой; и под ко­нец еще кое о чем, что я на­зо­ву про­сто «стран­ность», по­то­му что боль­ше ни­че­го об этом не знаю.

Возь­мем тео­рию волн. Она воз­ник­ла в ре­зуль­та­те на­блю­де­ния за ре­гу­ляр­ны­ми, рит­мич­ны­ми из­ме­не­ни­я­ми в ве­ще­стве, за вол­на­ми на воде, и была раз­ра­бо­та­на бла­го­да­ря с лег­ко­стью про­ве­ден­но­му физи­че­ско­му ис­сле­до­ва­нию зву­ко­вых волн, ко­гда пе­ри­о­ди­че­ски из­ме­ня­ет­ся плот­ность воз­ду­ха или дру­гих сред. Оба этих фе­но­ме­на про­яв­ля­ют опре­де­лен­ную ха­рак­те­ри­сти­ку. Если две вол­ны стал­ки­ва­ют­ся, то они мо­гут либо глу­шить, либо уси­ли­вать друг дру­га. Они де­мон­стри­ру­ют ин­тер­фе­рен­цию. У них есть еще одно аб­стракт­ное свой­ство: если вол­ны про­хо­дят через от­вер­стие или оги­ба­ют пре­пят­ствие, чей раз­мер мень­ше дли­ны вол­ны, то по­лу­чен­ное изоб­ра­же­ние от­вер­стия или от­бра­сы­ва­е­мая тень пре­пят­ствия те­ря­ют рез­кость, по­яв­ля­ет­ся ха­рак­тер­ный эф­фект раз­мы­то­сти, ко­то­рый на­зы­ва­ет­ся ди­фрак­ци­ей. Это вол­но­вая су­пер­по­зи­ция: сум­ма двух волн — это то, что по­лу­ча­ет­ся их ал­геб­ра­и­че­ской, но не ариф­ме­ти­че­ской сум­мой; вы мо­же­те по­лу­чить ноль, если сло­жи­те нега­тив­ную и по­зи­тив­ную вол­ны; это тоже ин­тер­фе­рен­ция.

Этот аб­стракт­ный на­бор свойств яв­ля­ет­ся по­сто­ян­ным. Свет так­же яв­ля­ет­ся вол­но­вым дви­же­ни­ем, но в этом дви­же­нии нет ве­ще­ства, нет ни­ка­ко­го суб­стра­та. Это было яв­ным зна­ком боль­шо­го про­грес­са в физи­ке — при­знать здесь рас­хож­де­ние в ана­ло­гии. Но здесь все же есть дви­же­ние, а то, что дви­жет­ся — физи­че­ски из­ме­ри­мо, даже та­кие аб­стракт­ные вещи, как элек­три­че­ские и маг­нит­ные поля. В этих слу­ча­ях мы так­же об­на­ру­жи­ва­ем ин­тер­фе­рен­цию, ди­фрак­цию и су­пер­по­зи­цию, одни и те же аб­стракт­ные ха­рак­те­ри­сти­ки, и сно­ва в са­мом прин­ци­пе, бес­ко­неч­ном и ре­гу­ляр­ном, — бес­ко­неч­но по­вто­ря­ю­щий­ся пат­терн как осо­бый слу­чай вол­ны.

Крайне бо­лее аб­стракт­ный при­мер, — это вол­ны атом­ной ме­ха­ни­ки, вол­но­вой ме­ха­ни­ки, в первую оче­редь по­то­му, что эти вол­ны на­хо­дят­ся в мно­го­мер­ном про­стран­стве, бо­лее того, их опи­сы­ва­ют ком­плекс­ны­ми чис­ла­ми, по­то­му они не мо­гут быть из­ме­ре­ны непо­сред­ствен­но, они в це­лом прак­ти­че­ски нена­блю­да­е­мы. В физи­че­ском мире нель­зя из­ме­рить ни­че­го, что со­от­вет­ство­ва­ло бы этим вол­нам. Они толь­ко кос­вен­но свя­за­ны с на­блю­де­ни­я­ми, но и здесь мы опять встре­ча­ем все те же аб­стракт­ные свой­ства: ин­тер­фе­рен­цию, ли­ней­ность, су­пер­по­зи­цию, ди­фрак­цию. И ко­гда кто-то го­во­рит о них, он ис­поль­зу­ет в боль­шей сте­пе­ни ту же ма­те­ма­ти­ку, что и для зву­ко­вых и све­то­вых волн. Хотя и не факт, что мож­но во­об­ще ис­поль­зо­вать ма­те­ма­ти­ку, но струк­ту­ра и от­но­ше­ния те же, — что го­во­рит нам о том, что это дей­стви­тель­но ре­ша­ю­щее от­кры­тие. Эти вол­ны, если по­пы­тать­ся опи­сать их, пред­став­ля­ют со­бой по сути не ве­ще­ство, не силы, не элек­три­че­ские поля, а со­сто­я­ние ин­фор­ма­ции об атом­ной си­сте­ме.

В каж­дом слу­чае уче­ные пы­та­лись сде­лать тео­рию по­хо­жей на бо­лее ран­ние тео­рии. Свет упо­доб­ля­ли зву­ку, ма­те­ри­аль­ной волне; вол­ну ма­те­рии све­то­вой волне, ре­аль­ной, физи­че­ской волне. И каж­дый раз об­на­ру­жи­ва­лась необ­хо­ди­мость рас­ши­рить гра­ни­цы тео­рии и вы­де­лить то рас­хож­де­ние в ана­ло­гии, ко­то­рое как раз поз­во­ля­ет со­хра­нить ее про­дук­тив­ную сто­ро­ну.

Вер­нер Гей­зен­берг, немец­кий физик-тео­ре­тик, один из со­зда­те­лей кван­то­вой ме­ха­ни­ки, ла­у­ре­ат Нобелев­ской пре­мии по физи­ке (1932).

Вто­рой при­мер ана­ло­гии до­воль­но су­ще­ствен­ный. Это, на мой взгляд, ве­ли­чай­ший опыт для физи­ка в этом сто­ле­тии, даже бо­лее ве­ли­че­ствен­ный, чем от­но­си­тель­ность, — от­кры­тие атом­ной ме­ха­ни­ки. И здесь, опять же, что до­воль­но ха­рак­тер­но для на­уч­ной тео­рии, боль­шая доля кон­сер­ва­тиз­ма пред­опре­де­ля­ла и на­прав­ля­ла раз­ви­тие. В чем за­клю­ча­ет­ся этот при­мер? Когда мы по­па­да­ем на атом­ный уро­вень, а это уро­вень неболь­ших дей­ствий, огра­ни­чен­ных рас­сто­я­ний и им­пуль­сов, — все это мы на­блю­да­ем в ато­мах и яд­рах, — то впер­вые на­чи­на­ет про­яв­лять себя гру­бость, ше­ро­хо­ва­тость все­го физи­че­ско­го мира, его зер­ни­стая атом­ная струк­ту­ра. Это пока не зер­ни­стость фун­да­мен­таль­ных ча­стиц, но это зер­ни­стость атом­ной физи­ки са­мой по себе, кван­та дей­ствия. То, что вы­яв­ля­ет­ся при этом, — опре­де­лен­ные ас­пек­ты, ко­то­рые воз­ни­ка­ют при по­пыт­ках изу­чить по­доб­ную си­сте­му. Эти ас­пек­ты хоть и до­ступ­ны для экс­пе­ри­мен­тов, но не од­нов­ре­мен­но и не сов­ме­сти­мым об­ра­зом. Извест­ным при­ме­ром тут по­слу­жит прин­цип неопре­де­лен­но­сти; мож­но опре­де­лить по­зи­цию чего-то во вре­ме­ни и про­стран­стве, но как толь­ко мы де­ла­ем это, ис­поль­зуя экс­пе­ри­мен­таль­ную уста­нов­ку, опре­де­ле­ние им­пуль­са, ско­ро­сти или энер­гии си­сте­мы ста­но­вит­ся невоз­мож­ным. Мож­но сде­лать на­обо­рот: изу­чать им­пульс и по­те­рять все све­де­ния о том, где на­хо­дит­ся объ­ект. Мож­но, без­услов­но, вы­брать ком­про­мисс­ный ва­ри­ант огра­ни­чен­но­го зна­ния об обе­их пе­ре­мен­ных. Но сов­ме­стить все невоз­мож­но, — мы на­зы­ва­ем это ком­пле­мен­тар­ны­ми, вза­и­мо­до­пол­ня­ю­щи­ми ас­пек­та­ми атом­ной си­сте­мы, ком­пле­мен­тар­ным ха­рак­те­ром фун­да­мен­таль­ных на­блю­де­ний. Это озна­ча­ет, что мы не мо­жем рас­суж­дать об ато­ме как о клас­си­че­ской ме­ха­ни­че­ской си­сте­ме. Мы не мо­жем го­во­рить, что объ­ек­ты в си­сте­ме на­хо­дят­ся там-то, они вра­ща­ют­ся по опре­де­лен­ным ор­би­там и т. д. На са­мом деле в обыч­ных ато­мах ни­ка­ких ор­бит нет. В ато­мах, ко­то­рые обыч­но нам встре­ча­ют­ся, все со­вер­шен­но ина­че; су­ще­ству­ют ста­ци­о­нар­ные со­сто­я­ния, ко­то­рые име­ют ста­биль­ность, уни­каль­ность, вос­про­из­во­ди­мость, — у все­го это­го нет ни­ка­ких ана­ло­гов в клас­си­че­ской физи­ке во­об­ще, и все­го это­го мог­ло не су­ще­ство­вать, если бы не одна ре­во­лю­ци­он­но но­вая осо­бен­ность.

Мож­но рас­суж­дать об этих ста­ци­о­нар­ных со­сто­я­ни­ях бо­лее по­сле­до­ва­тель­но, мож­но точ­но их опи­сать и пред­ска­зать, но при­дет­ся очень силь­но отой­ти от сво­е­го преж­не­го опы­та вос­при­я­тия дви­жи­мых тел, от ве­ще­ства в дви­же­нии. Ино­гда го­во­рят, что атом­ная тео­рия ха­рак­те­ри­зу­ет­ся тем, что мы не мо­жем на­блю­дать си­сте­му, не втор­га­ясь в нее. Но это не со­всем вер­но. Про­бле­ма со­сто­ит не во втор­же­нии, а в том фак­те, что сред­ства на­блю­де­ния не смо­гут быть та­ко­вы­ми, если мы по­пы­та­ем­ся учесть то вли­я­ние, ко­то­рое они про­из­во­дят. Это, та­ким об­ра­зом, несколь­ко бо­лее тон­кие ма­те­рии. Ино­гда го­во­рят, что у элек­тро­на есть по­ло­же­ние и им­пульс, но мы не мо­жем из­ме­рить их од­нов­ре­мен­но, что тоже невер­но, т.к. толь­ко сам факт на­блю­де­ния, вза­и­мо­дей­ствия меж­ду ато­мом и физи­че­ским из­ме­ри­тель­ным обо­ру­до­ва­ни­ем, дает воз­мож­ность ло­ги­че­ски до­пу­сти­мо при­пи­сать элек­тро­ну по­ло­же­ние в про­стран­стве. Мы не мо­жем по­лу­чить пра­виль­ный от­вет, ска­зав, что элек­трон име­ет ме­сто, и т.к. мы не зна­ем, что это та­кое, — да­вай­те про­сто бу­дем округ­лять. Если же мы все же ска­жем, что у элек­тро­на есть ме­сто, то мы по­лу­чим непра­виль­ный от­вет. Мы долж­ны при­знать, что если это не та си­ту­а­ция, ко­то­рая це­ле­на­прав­лен­но со­зда­ет­ся на­шим физи­че­ским воз­дей­стви­ем на атом­ную си­сте­му, чтобы по­нять, про­явить, объ­ек­ти­ви­ро­вать ло­ка­ли­за­цию элек­тро­на, то он не бу­дет ло­ка­ли­зо­ван; по боль­шо­му сче­ту, он во­об­ще не бу­дет иметь ка­ких-либо свойств, кро­ме тех, ко­то­рые свя­за­ны с на­шем вли­я­ни­ем на него.

Все это чрез­вы­чай­но ра­ди­каль­но и ис­клю­чи­тель­но необыч­но для нью­то­нов­ской ме­ха­ни­ки. Но что го­во­рят физи­ки? Даже до того, как ко­неч­ный от­вет был най­ден, го­во­ри­ли, что здесь про­ис­хо­дит что-то, вы­хо­дя­щее за рам­ки клас­си­че­ских идей. Эти идеи не вполне при­ме­ни­мы. Какие бы за­ко­ны ни дей­ство­ва­ли на атом­ном уровне, они долж­ны быть сов­ме­сти­мы с за­ко­на­ми клас­си­че­ской ме­ха­ни­ки. Долж­но быть вза­им­но-од­но­знач­ное со­от­вет­ствие, ана­ло­гия; в про­тив­ном слу­чае встра­и­ва­ние тех или иных до­га­док в но­вую об­ласть при­ве­дет к тому, что мы про­сто вы­нуж­де­ны бу­дем от­бро­сить все, что мы зна­ем, все, что ис­тин­но. Подоб­ная уста­нов­ка на­зы­ва­ет­ся прин­ци­пом со­от­вет­ствия. Поз­воль­те мне при­ве­сти при­мер чрез­вы­чай­ной ком­пакт­но­сти этой кор­рек­ции ана­ло­гии, ко­то­рая про­из­ве­ла на­сто­я­щую ре­во­лю­цию. Это при­мер того, как про­ис­хо­дит ра­бо­та с ана­ло­ги­я­ми в вы­со­ко фор­ма­ли­зи­ро­ван­ных на­у­ках.

Каж­дый за­кон клас­си­че­ской ме­ха­ни­ки мо­жет быть на­пи­сан так, что он бу­дет ис­ти­нен и в атом­ной ме­ха­ни­ке: ско­рость про­пор­цио­наль­на им­пуль­су, из­ме­не­ние им­пуль­са во вре­ме­ни про­пор­цио­наль­но силе, энер­гия со­хра­ня­ет­ся. Все эти утвер­жде­ния про­дол­жа­ют быть вер­ны­ми при усло­вии, что мы де­ла­ем одно фор­маль­ное из­ме­не­ние: мы го­во­рим, что им­пульс и по­зи­ция не име­ют чис­ло­вых зна­че­ний, — это объ­ек­ты; умно­же­ние им­пуль­са на ко­ор­ди­на­ту и умно­же­ние ко­ор­ди­на­ты на им­пульс не дает оди­на­ко­вые ре­зуль­та­ты. Раз­ни­ца меж­ду дву­мя от­ве­та­ми — мни­мое чис­ло, уни­вер­саль­ная атом­ная кон­стан­та. Если мы про­сто пи­шем одну эту фор­му­лу, то все, что было рань­ше, фор­маль­но сов­па­да­ет с тем, что мы име­ем сей­час. Это не толь­ко мощ­ная ил­лю­стра­ция ис­поль­зо­ва­ния ана­ло­гии и рас­хож­де­ния в фор­маль­ной на­у­ке, — это сыг­ра­ло ре­ша­ю­щую роль в ис­сле­до­ва­нии и от­кры­тии атом­но­го мира. Мы долж­ны вер­нуть­ся к дру­гим ас­пек­там этой ве­ли­кой раз­ра­бот­ки. Поз­воль­те мне зна­чи­тель­но бо­лее крат­ко про­бе­жать по трем дру­гим при­ме­рам.

Радио­ак­тив­ные ядра, прак­ти­че­ски все, что по­лу­че­ны ис­кус­ствен­ным пу­тем, и мно­гие при­род­ные, рас­па­да­ют­ся, ис­пус­кая элек­тро­ны. Мы ло­ма­ли го­ло­ву и га­да­ли над этим, по­сколь­ку было до­воль­но оче­вид­но, что в яд­рах нет ни­ка­ких элек­тро­нов. Тогда Фер­ми пред­по­ло­жил, что по­доб­ное яв­ле­ние мож­но по­про­бо­вать опи­сать так же, как опи­сы­ва­ют из­лу­че­ние све­та или ис­пус­ка­ние све­то­вых кван­тов ато­мом. Никто не стал бы утвер­ждать, что кван­ты све­та были в ато­ме, но все же мы на­блю­да­ем ис­хо­дя­щий свет, и на ос­но­ве это­го Фер­ми по­стро­ил тео­рию. Она была не со­всем пра­виль­ной, ана­ло­гия была не вполне со­вер­шен­на, но с очень неболь­шой кор­рек­ти­ров­кой, для фор­му­ли­ров­ки ко­то­рой по­тре­бо­ва­лось око­ло пят­на­дца­ти лет со­от­не­се­ния с де­та­ля­ми экс­пе­ри­мен­та, мы по­лу­чи­ли опи­са­ние и тео­рию, ко­то­рые пре­крас­но ра­бо­та­ют.

Хид­эки Юка­ва,япон­ский физик-тео­ре­тик, ла­у­ре­ат Нобелев­ской пре­мии (1949).

Япон­ский физик Юка­ва пред­ло­жил несколь­ко бо­лее сме­лую ана­ло­гию, чья судь­ба еще не до кон­ца ясна. Он пред­по­ло­жил сход­ство меж­ду элек­три­че­ски­ми и ядер­ны­ми си­ла­ми. Опи­са­ние сил, дей­ству­ю­щих меж­ду элек­три­че­ски за­ря­жен­ны­ми те­ла­ми, дает нам по­ни­ма­ние того, что за­ря­жен­ное тело име­ет элек­три­че­ское поле; эти поля рас­про­стра­ня­ют­ся и на дру­гие тела, пе­ре­да­ют им опре­де­лен­ный им­пульс, рас­тал­ки­вая их. Ядер­ные силы, ко­то­рые не яв­ля­ют­ся элек­тро­маг­нит­ны­ми, тем не ме­нее впе­чат­ля­ю­ще силь­ны. Юка­ва ска­за­ла, что это, ве­ро­ят­но, свя­за­но с по­лем ино­го вида, — за­ме­няя элек­три­че­ское поле, мы по­лу­ча­ем этот но­вый вид поля, за­ме­няя кван­ты све­та, мы по­лу­ча­ем но­вый вид ча­стиц. Исполь­зуя об­щие ар­гу­мен­ты от­но­си­тель­но­сти и ком­пле­мен­тар­но­сти из кван­то­вой тео­рии, он при­шел к вы­во­ду, что, по­сколь­ку силы меж­ду нук­ло­на­ми име­ют ко­рот­кий диа­па­зон, то эти но­вые ча­сти­цы бу­дут иметь мас­су в несколь­ко со­тен раз боль­ше мас­сы элек­тро­на. Дру­гие осо­бен­но­сти ядер­ных сил по­мог­ли ему сде­лать вы­вод о при­ро­де этих ча­стиц. Они были об­на­ру­же­ны в кос­ми­че­ских лу­чах; их на­зва­ли ме­зо­на­ми. Изна­чаль­ная ана­ло­гия Юка­вы была усо­вер­шен­ство­ва­на, было об­на­ру­же­но мно­же­ство раз­ли­чий меж­ду ме­зо­ди­на­ми­кой и элек­тро­ди­на­ми­кой. Кто-то до сих пор не до кон­ца по­ни­ма­ет, на­сколь­ко эти раз­ли­чия клю­че­вые, что зна­чат все эти рас­хож­де­ния в ана­ло­ги­ях. Какие-то из них были об­на­ру­же­ны, но они ско­рее бо­лее три­ви­аль­ные. Во вся­ком слу­чае, тео­рия, как она вы­гля­дит сей­час, уже име­ет неко­то­рую про­гно­сти­че­скую цен­ность. Она упо­ря­до­чи­ла и про­яс­ни­ла по крайне мере одну об­ласть ядер­ной физи­ки. Она обес­пе­чи­ла ра­бо­той лю­дей, ко­то­рые два­дцать лет были за­ня­ты ку­рьез­ной, на­пря­жен­ной и бес­по­лез­ной де­я­тель­но­стью. В лю­бом слу­чае, для физи­ки это боль­шое со­бы­тие, и я не знаю, как на дан­ный мо­мент мож­но опи­сать недо­стат­ки этой ана­ло­гии, по­че­му она не со­вер­шен­на. Если бы у нас был се­ми­нар по физи­ке, я бы мог го­во­рить об этом це­лый час, но этот во­прос все рав­но бы оста­вал­ся для меня от­кры­тым.

Веро­ят­но, на­сто­я­щие непри­ят­но­сти свя­за­ны имен­но с мо­и­ми пя­тым при­ме­ром. Мезо­ны Юка­вы дей­стви­тель­но были об­на­ру­же­ны, но спу­стя неко­то­рое вре­мя, в по­след­ние пять лет, была об­на­ру­же­на це­лая мас­са дру­гих объ­ек­тов — око­ло ше­сти явно раз­лич­ных ча­стиц, воз­мож­но, даже боль­ше. Они так­же до­ста­точ­но ста­биль­ны до­воль­но дол­гое вре­мя и не впи­сы­ва­ют­ся в ха­рак­те­ри­сти­ку про­стых ме­зо­нов, ко­то­рую пре­ду­смот­рел Юка­ва. Почти на­вер­ня­ка их вме­ша­тель­ство в мо­дель, об­ра­зо­ван­ную на­шей из­на­чаль­ной ана­ло­ги­ей, даст нам ключ к но­вой сту­пе­ни по­ни­ма­ния. Но на дан­ный мо­мент их су­ще­ство­ва­ние вы­зы­ва­ет еще одну про­бле­му. Вся­кий раз, ко­гда в физи­ке что-то не про­ис­хо­дит или про­ис­хо­дит очень мед­лен­но, это вы­зы­ва­ет боль­шой ин­те­рес. Воз­ник боль­шой во­прос, по­че­му эти но­вые ча­сти­цы не рас­па­да­ют­ся быст­ро. Они рас­па­да­ют­ся, но этот про­цесс за­ни­ма­ет у них неве­ро­ят­но мно­го вре­ме­ни, а ведь про­дук­ты их рас­па­да долж­ны по­яв­лять­ся мгно­вен­но.

У нас до­воль­но мно­го дан­ных о ре­ак­ци­ях, ко­то­рые про­те­ка­ют мед­лен­но или не про­те­ка­ют во­все. Харак­тер­ной при­чи­ной для это­го яв­ля­ет­ся от­сут­ствие тен­ден­ции к из­ме­не­нию, — как это про­ис­хо­дит, на­при­мер, с энер­ги­ей си­сте­мы или пол­но­го за­ря­да: что-то со­хра­ня­ет­ся. Вся­кий раз, ко­гда это про­ис­хо­дит, ока­зы­ва­ет­ся, что ин­ва­ри­ант­ность и неиз­мен­ность опре­де­лен­ной ве­ли­чи­ны ма­те­ма­ти­че­ски иден­тич­на утвер­жде­нию об от­сут­ствии вли­я­ния на по­ве­де­ние си­сте­мы. При­ме­ром того, что не ока­зы­ва­ет вли­я­ния на си­сте­му, мо­жет быть ее по­ло­же­ние или ори­ен­та­ция в про­стран­стве, или ка­кая-то еще бо­лее аб­стракт­ная ве­ли­чи­на. Таким об­ра­зом, пер­вое, что мы сде­ла­ли, — по­пы­та­лись вы­явить ос­нов­ные ха­рак­те­ри­сти­ки этих но­вых не склон­ных к из­ме­не­нию ча­стиц. Это было не слож­но; была раз­ра­бо­та­на до­воль­но успеш­ная тео­рия, объ­яс­ня­ю­щая боль­шую часть осо­бен­но­стей в этой об­ла­сти. У нас нет хо­ро­ше­го на­зва­ния для того, что не склон­но к из­ме­не­ни­ям, а пер­во­от­кры­ва­тель на­звал это «стран­но­стью».

Эти пять при­ме­ров не ис­чер­пы­ва­ют, но непло­хо ил­лю­стри­ру­ют мощь и неиз­беж­ность ис­поль­зо­ва­ния ана­ло­гии в хо­ро­шо раз­ви­тых, вы­со­ко ор­га­ни­зо­ван­ных, вы­со­ко фор­ма­ли­зо­ван­ных и вы­со­ко со­гла­со­ван­ных на­у­ках. Необ­хо­ди­мо от­ме­тить, что в каж­дом слу­чае огром­ное ко­ли­че­ство опы­та, из­ме­ре­ний, на­блю­де­ний и ана­ли­за было ис­поль­зо­ва­но для кор­рек­ции ана­ло­гий и их под­твер­жде­ния.

Я пе­ре­хо­жу к во­про­су об ана­ло­ги­ях меж­ду на­у­ка­ми, и здесь я го­во­рю о чем-то со­вер­шен­но дру­гом. В первую оче­редь, су­ще­ству­ют си­ту­а­ции, где нет во­все ни­ка­ких ана­ло­гий. Но бы­ва­ет кон­гру­эн­ция, ко­гда в двух раз­ных на­у­ках, бла­го­да­ря двум раз­лич­ным ме­то­дам, раз­лич­ным язы­кам, раз­лич­ным кон­цеп­ци­ям, вдруг об­на­ру­жи­ва­ет­ся один и тот же объ­ект, ко­то­рый про­сто ис­сле­ду­ет­ся с двух раз­ных сто­рон. Вслед­ствии это­го мо­жет об­на­ру­жить­ся от­ра­же­ние од­но­го опи­са­ния — дру­гим, с дру­гой сто­ро­ны. Обыч­но то опи­са­ние, ко­то­рое со­дер­жит боль­шее чис­ло эле­мен­тов, — бо­га­че, дру­гое же мо­жет быть бо­лее эко­но­мич­ным и удоб­ным. Напри­мер, хи­ми­че­ская тео­рия ва­лент­но­сти и атом­ная физи­ка иден­тич­ны с той лишь по­прав­кой, что атом­ная физи­ка учи­ты­ва­ет неко­то­рые фе­но­ме­ны, та­кие как ре­зо­нанс, ко­то­рые труд­но рас­смат­ри­вать в рам­ках клас­си­че­ской хи­ми­че­ской тео­рии. Дру­гой при­мер, бо­лее но­вый, и, воз­мож­но, еще не так хо­ро­шо ис­сле­до­ван­ный и по­ня­тый, ле­жит в об­ла­сти клас­си­че­ской ге­не­ти­ки, с од­ной сто­ро­ны, и, с дру­гой сто­ро­ны, в об­на­ру­же­нии ге­не­ти­че­ских струк­тур ДНК, РНК и т. д. Эти об­ла­сти на дан­ный мо­мент очень близ­ки к вза­им­но од­но­знач­но­му со­от­вет­ствию, но био­хи­ми­че­ское опи­са­ние ока­жет­ся зна­чи­тель­но бо­га­че, тонь­ше и реле­вант­нее к внут­рен­ней ди­на­ми­ке.

Это ве­ли­кие со­бы­тия на­у­ки. Когда по­доб­ное про­ис­хо­дит, мы ис­кренне ра­ду­ем­ся, ко­гда же это­го нет, — мы про­дол­жа­ем на­де­ять­ся. Эти ве­ли­кие со­бы­тия при­вно­сят со­гла­со­ван­ность, по­сле­до­ва­тель­ность, по­ря­док и боль­ше струк­ту­ры в рас­кры­ва­ю­щу­ю­ся на­уч­ную жизнь. Но, ве­ро­ят­но, меж­ду на­у­ка­ми слиш­ком раз­лич­но­го ха­рак­те­ра пря­мые ана­ло­гии в их струк­ту­ре не все­гда по­лез­ны. Без­услов­но, то, что псев­до­нью­то­ни­ан­цы сде­ла­ли с со­цио­ло­ги­ей, было сме­хо­твор­но; по­доб­ным об­ра­зом вы­шло и с экс­тра­по­ля­ци­ей ме­ха­ни­сти­че­ских пред­став­ле­ний на пси­хо­ло­ги­че­ские фе­но­ме­ны. Я знаю, что ко­гда физик вхо­дит в об­ласть био­ло­гии, его пер­вые идеи о том, как все ра­бо­та­ет, чрез­вы­чай­но на­ив­ны и ме­ха­ни­стич­ны. Это пред­став­ле­ния о том, как все бу­дет ра­бо­тать, если физик за­ста­вит это так ра­бо­тать, но не о том, как это про­ис­хо­дит в ре­аль­ной жиз­ни. Я так­же знаю, что ко­гда я слы­шу сло­во «поле», ко­то­рое ис­поль­зу­ет­ся и в физи­ке, и в пси­хо­ло­гии, то я за­ме­чаю за со­бой опре­де­лен­ную нер­воз­ность, ко­то­рую мне слож­но все­це­ло объ­яс­нить. Я ду­маю, что, осо­бен­но ко­гда мы срав­ни­ва­ем та­кие вещи, в ко­то­рых идеи ко­ди­ро­ва­ния, пе­ре­да­чи ин­фор­ма­ции или идеи о це­ле­со­об­раз­но­сти яв­ля­ют­ся неотъ­ем­ле­мы­ми и есте­ствен­ны­ми, с теми ве­ща­ми, в ко­то­рых они не свой­ствен­ны и не есте­ствен­ны, — фор­маль­ные ана­ло­гии долж­ны быть осмыс­ле­ны с ве­ли­чай­шей осто­рож­но­стью.

В этом кон­тек­сте мне хо­те­лось бы ска­зать пару слов о том, что физи­ка с необ­хо­ди­мо­стью долж­на обо­га­тить здра­вый смысл тем, что она сама чуть не по­те­ря­ла. Не по­то­му, что эти идеи оче­вид­но важ­ны для ин­стру­мен­та­рия пси­хо­ло­ги­че­ско­го ис­сле­до­ва­ния, но по­то­му, что, по мо­е­му мне­нию, было бы худ­шим из всех воз­мож­ных недо­ра­зу­ме­ний, если пси­хо­ло­гия начнет мо­де­ли­ро­вать саму себя под вли­я­ни­ем тех физи­че­ских идей, ко­то­рые уже дав­но вы­шли из оби­хо­да физи­ков и по­те­ря­ли вся­кую ак­ту­аль­ность.

Мы уна­сле­до­ва­ли, ска­жем, от на­ча­ла это­го века, идеи о физи­че­ском мире, как мире при­чин­но­сти, где каж­дое со­бы­тие, при усло­вии на­шей изоб­ре­та­тель­но­сти, мо­жет быть вы­счи­та­но, вы­ве­де­но и объ­яс­не­но. Мир опи­сы­ва­ет­ся чис­лом, все ин­те­рес­ное мо­жет быть из­ме­ре­но и раз­де­ле­но на ча­сти, это де­тер­ми­ни­ро­ван­ный мир, в ко­то­ром нет ме­ста и при­ме­не­ния ин­ди­ви­ду­аль­но­сти. Объ­ект ис­сле­до­ва­ния про­сто су­ще­ство­вал, и то, как мы его изу­ча­ли, ни­как не мог­ло по­вли­ять на него, — как бы мы с ним ни об­ра­ща­лись, как бы мы его ни опи­сы­ва­ли. Мир, в ко­то­ром воз­мож­ность объ­ек­ти­ва­ции вы­хо­ди­ла да­ле­ко за про­стые рам­ки на­ше­го соб­ствен­но­го со­гла­ше­ния о том, что мы по­ни­ма­ем под сло­ва­ми и о чем мы во­об­ще го­во­рим. В этом мире объ­ек­ти­ва­ция име­ет смысл вне ка­кой-либо за­ви­си­мо­сти от на­ших по­пы­ток изу­че­ния рас­смат­ри­ва­е­мой си­сте­мы. Был дан толь­ко ре­аль­ный объ­ект, он про­сто был, и вам нече­го было пе­ре­жи­вать по по­во­ду эпи­сте­мо­ло­ги­че­ских во­про­сов. Это крайне ри­гид­ная кар­ти­на, в ко­то­рой мы те­ря­ем очень мно­го здра­во­го смыс­ла. Я не знаю, воз­мож­но, эта по­те­ря ка­жет­ся по­лез­ной, но ее воз­вра­ще­ние точ­но смо­жет рас­ши­рить ис­сле­до­ва­тель­ские воз­мож­но­сти лю­бой на­у­ки.

О ка­ких же иде­ях идет речь? Гово­ря про­стым и есте­ствен­ным язы­ком, и, по боль­шо­му сче­ту, го­во­ря обыч­ным язы­ком о пси­хо­ло­ги­че­ских про­бле­мах, у нас есть око­ло 5−6 идей, ко­то­рые мы вер­ну­ли в физи­ку с пол­ной стро­го­стью, с пол­ной объ­ек­тив­но­стью, в том смыс­ле, что мы по­ни­ма­ем друг дру­га без ка­кой-либо дву­смыс­лен­но­сти, а так­же имея при этом фе­но­ме­наль­ный тех­ни­че­ский успех. Одна из этих идей за­клю­ча­ет­ся в по­ни­ма­нии того, что наш физи­че­ский мир не яв­ля­ет­ся пол­но­стью де­тер­ми­ни­ро­ван­ным. Суще­ству­ет воз­мож­ность про­гно­зи­ро­вать неко­то­рые со­бы­тия, но все про­гно­зы — ста­ти­сти­че­ские; каж­дое со­бы­тие по сво­ей при­ро­де сюр­приз, чудо, — нечто непо­сти­жи­мое. Физи­ка пред­ска­за­тель­на, но лишь в опре­де­лен­ных пре­де­лах, ее мир упо­ря­до­чен, но не пол­но­стью ка­у­за­лен.

Еще одна идея — это об­на­ру­же­ние гра­ниц того, что мы мо­жем объ­ек­ти­ви­ро­вать без ссыл­ки на непо­сред­ствен­ный пред­мет об­суж­де­ния в де­я­тель­ном, прак­ти­че­ским смыс­ле. Мы мо­жем утвер­ждать, что элек­трон име­ет опре­де­лен­ный за­ряд и нам боль­ше не нуж­но спо­рить при этом, ви­дим ли мы его или нет, — у него все­гда есть за­ряд. Мы не мо­жем од­но­знач­но утвер­ждать, что у него есть ка­кое-то фик­си­ро­ван­ное ме­сто в про­стран­стве или то, что он на­хо­дит­ся в дви­же­нии. Если мы утвер­жда­ем это, то мы под­ра­зу­ме­ва­ем толь­ко то, что мы сами, — я не имею в виду лю­дей в це­лом, я имею в виду физи­ков, — при­пи­сы­ва­ем ему.

Тре­тья идея тес­но свя­за­на с этим по­ло­же­ни­ем, — неот­де­ли­мость того, что кон­крет­но мы изу­ча­ем и того, что мы ис­поль­зу­ем для изу­че­ния это­го, — ор­га­ни­че­ская связь объ­ек­та с на­блю­да­те­лем. Опять же, на­блю­да­тель в дан­ном слу­чае не все­гда че­ло­век, но в пси­хо­ло­гии в роли на­блю­да­те­ля ино­гда вы­сту­па­ет че­ло­век.

Гот­ф­рид Виль­гельм Лейб­ниц, сак­сон­ский мыс­ли­тель за­ло­жив­ший ос­но­вы диф­фе­рен­ци­аль­но­го ис­чис­ле­ния.

Далее: ло­ги­че­ское след­ствие это­го идея то­таль­но­сти, це­лост­но­сти. Нью­то­нов­ская физи­ка, клас­си­че­ская на­у­ка, была диф­фе­рен­ци­аль­на. Все, что име­ло дли­тель­ность, мог­ло быть раз­би­то на бо­лее и бо­лее мел­кие эле­мен­ты для по­сле­ду­ю­ще­го ана­ли­за. Если по­смот­реть на фе­но­мен ато­ма в про­ме­жут­ке меж­ду на­ча­лом и кон­цом, то там не бу­дет кон­ца — это прин­ци­пи­аль­но дру­гой фе­но­мен. Каж­дая пара на­блю­де­ний, ко­то­рая при­ни­ма­ет фор­му «мы зна­ем это, и те­перь мо­жем пред­ска­зать то», пред­став­ля­ет со­бой до­воль­но гло­баль­ную вещь, — ее невоз­мож­но раз­ру­шить.

Более того, все со­бы­тия, про­изо­шед­шие на атом­ном уровне — ин­ди­ви­ду­аль­ны. По сути, они не вос­про­из­во­ди­мы.

Мы по­сто­ян­но ис­поль­зу­ем при­бли­зи­тель­но имен­но та­кой на­бор идей: ин­ди­ви­ду­аль­ность, цель­ность, тон­кие от­но­ше­ния меж­ду тем, что мы на­блю­да­ем, и как мы это на­блю­да­ем, неде­тер­ми­ни­ро­ван­ность, ака­зу­аль­ность опы­та. И я хочу до­ба­вить толь­ко то, что, если физи­ка на про­тя­же­нии трех сто­ле­тий вы­тес­ня­ла эти идеи, а по­том смог­ла осо­знать их все­го за де­сять лет, то мы вполне мо­жем утвер­ждать, что все идеи, ко­то­рые рож­да­ют­ся здра­вым смыс­лом, до­стой­ны быть точ­кой от­сче­та, не га­ран­ти­ро­ван­но ра­бо­чей, но бо­лее чем до­пу­сти­мой, и быть непо­сред­ствен­ным ма­те­ри­а­лом для по­стро­е­ния ана­ло­гии, с ко­то­рой все и на­чи­на­ет­ся.

Науч­ная де­я­тель­ность не огра­ни­чи­ва­ет­ся про­ник­но­ве­ни­ем в те сфе­ры, ко­то­рые недо­ступ­ны в еже­днев­ном опы­те. Нау­ка про­де­лы­ва­ет огром­ную ра­бо­ту по ана­ли­зу, рас­по­зна­ва­ния схо­же­стей и ана­ло­гий, ощу­пы­ва­нию об­ще­го ланд­шаф­та, глу­бо­кое про­чув­ство­ва­ние от­но­ше­ний, так­со­но­мии, си­сте­ма­ти­ки. Не все­гда умест­но все­му да­вать ко­ли­че­ствен­ную оцен­ку, — не все­гда мож­но ска­зать, что бла­го­да­ря по­пыт­ке из­ме­рить что-то, было най­де­но нечто, что дей­стви­тель­но сто­и­ло того. Дей­стви­тель­но, ва­ви­ло­ня­нам сто­и­ло про­из­во­дить из­ме­ре­ния, по­то­му что но­во­лу­ние име­ло прак­ти­че­ское зна­че­ние. Их пред­ска­за­ния, их про­ро­че­ства и ма­гия не ра­бо­та­ли бы без этих из­ме­ре­ний, и я знаю, что же­ла­ние из­ме­рять что-либо у мно­гих пси­хо­ло­гов про­дик­то­ва­но схо­жи­ми при­чи­на­ми. Вы из­ме­ря­е­те ре­аль­ные свой­ства ре­аль­но­го мира, но это не обя­за­тель­но луч­ший спо­соб для того, чтобы про­дви­гать­ся в по­ни­ма­нии про­ис­хо­дя­ще­го. И я на­стой­чи­во при­зы­ваю к плю­ра­лиз­му от­но­си­тель­но ме­то­до­ло­гии, необ­хо­ди­мость ко­то­ро­го на ран­них ста­ди­ях об­ра­бот­ки чрез­вы­чай­но об­шир­но­го опы­та мо­жет быть крайне пло­до­твор­ной и по­лез­ной. Не для до­сти­же­ния объ­ек­тив­но­сти и не для по­ис­ков опре­де­лен­но­сти, ко­то­рая ни­ко­гда не бу­дет в пол­ной мере до­стиг­ну­та. Но су­ще­ству­ет ме­сто для на­ту­ра­ли­сти­че­ских, опи­са­тель­ных ме­то­до­ло­гий. Я был чрез­вы­чай­но впе­чат­лен ра­бо­той од­но­го че­ло­ве­ка, по­се­тив­ше­го наш Инсти­тут в про­шлом году, — Жана Пиа­же. Когда вы смот­ри­те на его ра­бо­ту, его ста­ти­сти­ка со­сто­ит все­го из од­но­го или двух слу­ча­ев. Это толь­ко на­ча­ло, но уже на этом эта­пе, я ду­маю, что он зна­чи­тель­но рас­ши­рил наше по­ни­ма­ние во­про­са. Дело не в том, что я уве­рен в его пра­во­те, а в том, что он дал нам нечто до­стой­ное во­про­ша­ния об ис­тин­но­сти это­го. И мой при­зыв — не су­дить стро­го тех, кто по­вест­ву­ет вам о сво­их на­блю­де­ни­ях, не удо­сто­ве­рив­шись в цель­но­сти и все­общ­но­сти сво­ей ис­то­рии.

Жан Вильям Фриц Пиа­же, швей­цар­ский пси­хо­лог и фило­соф.

Разу­ме­ет­ся, в све­те это­го я вижу се­рьез­ную дис­ци­пли­ни­ро­ван­ную прак­ти­ку, со все­ми ее под­вод­ны­ми кам­ня­ми, со всей той опас­но­стью, что при­во­дит к преж­дев­ре­мен­ным и невер­ным ре­ше­ни­ям, — но да­ю­щую в ито­ге дей­стви­тель­но неве­ро­ят­ное ко­ли­че­ство опы­та. Ни физи­ка, ни пси­хо­ло­гия не до­стиг­ли бы ны­неш­не­го уров­ня, если не было бы того ве­ли­ко­го мно­же­ства лю­дей, ко­то­рые го­то­вы пла­тить нам за мыш­ле­ние и ра­бо­ту над их про­бле­ма­ми.

Если что-то из ска­зан­но­го ис­тин­но, то есть еще одно об­сто­я­тель­ство, где физи­ка и пси­хо­ло­гия схо­дят­ся: у нас бу­дет до­воль­но слож­ная жизнь. При­зыв к мно­же­ствен­но­му под­хо­ду в ис­сле­до­ва­ни­ях, при­зыв к ми­ни­маль­но­му опре­де­ле­нию объ­ек­тив­но­сти, ко­то­рый я сде­лал, озна­ча­ют, что мы со­би­ра­ем­ся узнать ужа­са­ю­ще мно­го. У нас бу­дет мно­же­ство раз­лич­ных спо­со­бов го­во­рить о ве­щах, диа­па­зон от по­чти непо­ни­ма­е­мой прак­ти­ки до за­ум­ных и аб­стракт­ных рас­суж­де­ний бу­дет неве­ро­ят­но на­сы­щен­ным. Это озна­ча­ет, что по­тре­бу­ет­ся боль­ше пси­хо­ло­гов, т.к. станет боль­ше физи­ком. Когда мы ра­бо­та­ем в оди­ноч­ку, пы­та­ясь непо­сред­ствен­но ре­шить что-то, то вер­ным ре­ше­ни­ем бу­дет оста­вать­ся од­но­му. Я ду­маю, что оди­но­че­ство яв­ля­ет­ся неотъ­ем­ле­мой ча­стью тех ре­ша­ю­щих идей, что спо­соб­ству­ют раз­ви­тию на­у­ки. Когда же мы пы­та­ем­ся сде­лать что-то прак­ти­че­ское, то луч­ше все­го иметь из­бы­ток пер­со­на­ла, — боль­ше мо­ря­ков, чем нуж­но для того, чтобы ко­рабль по­плыл, боль­ше по­ва­ров, чем нуж­но, чтобы при­го­то­вить пищу. При­чи­на это­го в том, что опре­де­лен­ная эле­гант­ность и над­ле­жа­щее взве­ши­ва­ние аль­тер­на­тив ру­ко­во­дят вы­пол­не­ни­ем прак­ти­че­ских за­дач.

Все мы по раз­ным при­чи­нам оза­бо­че­ны раз­ви­ти­ем на­уч­но­го со­об­ще­ства и до­ста­точ­ным ко­ли­че­ством ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных про­фес­сио­на­лов, до­стой­ных и за­ин­те­ре­со­ван­ных ра­бо­тать с нами. Но, с дру­гой сто­ро­ны, мы столь же обес­по­ко­е­ны тем, как мы бу­дем про­дол­жать по­ни­мать друг дру­га, как не разо­ча­ро­вать­ся, встре­тив­шись со всей слож­но­стью и гран­ди­оз­но­стью на­ших пред­при­я­тий.

Я ду­маю, что су­ще­ству­ют хо­ро­шие неотъ­ем­ле­мые при­чи­ны, по­ми­мо кон­ку­рент­но­го при­нуж­де­ния ком­му­ни­сти­че­ско­го мира, по­че­му нам не по­ме­ша­ло бы иметь бо­лее вы­со­кие по­ка­за­те­ли по ко­ли­че­ству и ка­че­ству уче­ных. Я знаю, что уве­ще­ва­ния, день­ги, па­т­ро­наж из­ме­нят эту си­ту­а­цию, но я не ду­маю, что это­го бу­дет до­ста­точ­но.

Я счи­таю, что если мы до­бьем­ся опре­де­лен­но­го успе­ха, то это про­изой­дет бла­го­да­ря тому, что по­ни­ма­ние, жизнь мыс­ли, жизнь на­у­ки, — сами по себе, как часть на­шей куль­ту­ры, — и как цель и как сред­ство, — бу­дут цен­ны, за­бот­ли­во взра­ще­ны, и бу­дут при­но­сить ра­дость. Я счи­таю, что эта идея долж­на осо­зна­вать­ся со­об­ще­ством го­раз­до шире, если мы хо­тим вме­сте с со­об­ще­ством как еди­ным це­лым на­сла­ждать­ся здо­ро­вы­ми от­но­ше­ни­я­ми, без ко­то­рых раз­ви­ва­ю­щи­е­ся силы на­уч­но­го по­ни­ма­ния, про­гно­зи­ро­ва­ния и управ­ле­ния ста­но­вят­ся по-на­сто­я­ще­му чу­до­вищ­ной ве­щью.

Это мо­жет быть не так уж и про­сто, — чтобы в со­об­ще­стве в це­лом был ка­кой-то под­лин­ный опыт удо­воль­ствия от по­ни­ма­ния и от­кры­тий. Это тре­бу­ет не толь­ко того, чтобы опыт был при­ят­ным, — в нем долж­но быть при­кос­но­ве­ние доб­ро­де­те­ли. Речь не про­сто о со­во­куп­но­сти ре­зуль­та­тов, про­дук­тов, до­сти­же­ний и ста­ту­сов, — речь о тек­сту­ре са­мой жиз­ни, о ее усколь­за­ю­щей кра­со­те и бла­го­род­стве, — это сто­ит неко­то­ро­го вни­ма­ния. Так пусть же сре­ди ве­щей, что вно­сят вклад в наше под­лин­ное удо­воль­ствие, бу­дут жизнь ума и жизнь на­у­ки.

Поз­во­лим это­му свер­шить­ся.