Слу­чай­но на гла­за по­па­лась ци­та­та Жиже­ка про то, что раз Бог-Отец, во­пло­ща­ю­щий ар­хе­тип Вели­ко­го Отца, умер, то сле­ду­ет неза­мед­ли­тель­но убить и Вели­кую Мать. Не знаю, пом­нит ли Жижек про то, что Вели­кий Отец умер от сме­ха, но что-то за­став­ля­ет меня со­мне­вать­ся в его осве­дом­лён­но­сти от­но­си­тель­но Вели­кой Мате­ри.

Навер­ня­ка Жижек рас­смат­ри­вал Мать с по­зи­ции Лака­на, но я от­ста­и­ваю по­зи­ции юн­ги­ан­ства, по­это­му ла­ка­нов­ская ин­тер­пре­та­ция Мате­ри мне ка­жет­ся слиш­ком тра­ге­ди­зи­ро­ван­ной.

Тем не ме­нее, это на­толк­ну­ло меня на мысль. Поче­му имен­но на рос­сий­ской поч­ве при­жи­лись идеи Марк­са, во­пло­тив­шись в ре­аль­ную ре­во­лю­цию? Нет ли здесь ка­ких-то бо­лее глу­бин­ных при­чин, струк­тур, ко­то­рые со­пря­га­ют­ся на идей­ных пла­стах с од­ной сто­ро­ны — со­ци­аль­но-эко­но­ми­че­ской тео­рии, а с дру­гой — мен­таль­но­сти? Ведь имен­но этот ди­кий сплав, об­ра­зо­ван­ный в крайне из­вра­щён­ной ин­тер­пре­та­ции по­лу­чил ту фор­му идео­ло­гии, ко­то­рая сей­час в го­ло­вах боль­шин­ства за­пе­чат­ле­лась сте­рео­ти­пом под име­но­ва­ни­ем «ком­му­низм».

По фак­ту же мы име­ем имен­но ин­тер­пре­та­цию, или, луч­ше ска­зать, ва­ри­а­цию опре­де­лён­ных марк­сист­ских идей, ис­пол­нен­ных в уго­ду тем сло­жив­шим­ся ре­во­лю­ци­он­ным на­стро­е­ни­ям, что в це­лом ца­ри­ли в на­ча­ле века в Рос­сий­ский Импе­рии и «стих­ли» лишь в 22-м году, ко­гда был окон­ча­тель­но «уста­ка­нен» СССР.

Что мог­ло сыг­рать в поль­зу боль­ше­ви­ков? «Дик­тат про­ле­та­ри­а­та и кре­стьян­ства», воз­зва­ния боль­ше­ви­ков к мас­сам, при­зыв масс к вла­сти — всё это, по сути, — тя­го­те­ние к «ба­зи­су», к непо­сред­ствен­но­му про­из­вод­ству (proletarius до­слов­но с ла­ты­ни — «про­из­во­ди­тель де­тей»), к кре­стья­ни­ну, к зем­ле, к ма­те­рии. Что, если эта ри­то­ри­ка в ла­тент­ном виде была воз­зва­ни­ем к хто­ни­че­ско­му (χθών — зем­ля, поч­ва) куль­ту Вели­кой Мате­ри?

Здесь ин­те­рес­на и кон­но­та­ция с ми­фи­че­ским об­ра­зом «вспа­хи­ва­ния» зем­ли как со­и­тия: ора­ло, как и бо­лее позд­ний плуг, — это, по сути, фал­ло­сы, вспа­хи­ва­ю­щие, опло­до­тво­ря­ю­щие зем­лю. Доста­точ­но по­смот­реть на древ­ние рала, где явно счи­ты­ва­ет­ся до­воль­но од­но­знач­ная фор­ма.

Но ин­те­рес­ней все­го здесь сама боль­ше­вист­ская ри­то­ри­ка, вы­хва­ты­ва­ю­щая суть марк­сист­кой ми­фо­ло­ге­мы воз­вра­ще­ния «Золо­то­го Века», «Уте­рян­но­го рая», — стро­и­тель­ство Цар­ства ра­вен­ства и брат­ства на зем­ле. Ведь боль­ше­ви­ки ис­поль­зо­ва­ли су­гу­бо хри­сти­ан­ский кон­текст: это воз­зва­ние к си­рым и убо­гим, к про­ка­жён­ным, к уни­жен­ным и оскорб­лён­ным. Это ра­ди­каль­ное на­род­ни­че­ство в обёрт­ке по­пулиз­ма.

Инте­рес­на же здесь и кон­но­та­ция с об­ра­зом Бого­ро­ди­цы в пра­во­сла­вии, — за­ступ­ни­цы; бо­лее того, здесь осо­бен­но ва­жен «на­род­ный» культ Бого­ро­ди­цы, ча­сто яв­ляв­ший­ся од­ним из цен­траль­ных в пра­во­слав­ном сек­тант­стве: у ду­хо­бо­ров, скоп­цов, хлы­стов и ма­ло­рос­сов. В го­ло­ве воз­ни­ка­ет ро­ман Лео­поль­да фон Захер-Мазо­ха «Мар­до­на».

Латент­ные марк­сист­ские струк­ту­ры, уна­сле­до­ван­ные ещё из ге­гелев­ской диа­лек­ти­ки (вза­и­мо­опре­де­ле­ние ба­зи­са и над­строй­ки), ухо­дят сво­и­ми кор­ня­ми в Антич­ную Гре­цию и Еги­пет с их аг­рар­ны­ми куль­та­ми уми­ра­ю­ще­го и воз­рож­да­ю­ще­го­ся Бога Дио­ни­са\Осириса. Сама диа­лек­ти­че­ская ло­ги­ка — все­це­ло ми­фо­ло­гич­на, что оче­вид­но при взг­ля­де на даль­не­во­сточ­ную сим­во­ли­ку Инь-Ян. О диа­лек­тич­но­сти пер­во­быт­но­го ми­фи­че­ско­го и до-ми­фи­че­ско­го мыш­ле­ния пи­са­ли и струк­ту­ра­ли­сты. В це­лом, вся ар­ха­ич­ная сим­во­ли­ка в ос­нов­ной сво­ей мас­се от­ра­жа­ет идею един­ства про­ти­во­по­лож­но­стей. Это, как я пи­сал рань­ше, мож­но счи­тать пра- или про­то-ми­фом, из ко­то­ро­го и по­яв­ля­ет­ся ре­ли­гия, фило­со­фия, ис­кус­ство и дра­ма.

Куль­ты вос­кре­са­ю­ще­го Бога с их ми­сти­че­ски­ми ри­ту­а­ла­ми дали жизнь не толь­ко гре­че­ско­му те­ат­ру, а, со­от­вет­ствен­но, всей совре­мен­ной дра­ма­тур­гии (в том чис­ле и ре­клам­ной), но и фило­соф­ским кон­цеп­ци­я­ми ми­ме­си­са («под­ра­жа­ния», из­на­чаль­ное зна­че­ние тер­ми­на — экс­та­ти­че­ское под­ра­жа­ние\представление\явление Бога в тан­це) и диа­лек­ти­ки, — ис­кус­ству спо­ра и раз­мыш­ле­ния в диа­ло­ге, — как спо­со­бу отыс­ка­ния ис­ти­ны в борь­бе, столк­но­ве­нии, раз­ме­же­ва­нии, — ко­то­рый вос­хо­дит к ри­ту­аль­но­му жерт­во­при­но­ше­нию, эк-ста­ти­че­ско­му раз­ры­ва­нию жерт­вы, на­ру­ше­нию преж­них гра­ниц и уста­нов­ки но­вых.

Сопря­же­ние этих ла­тент­ных струк­тур марк­сиз­ма и струк­тур «на­род­но­го» пра­во­сла­вия, кор­ня­ми ухо­дя­ще­го в язы­че­ские куль­ты, по­ро­ди­ло иде­а­ли­зи­ро­ван­ный ар­хе­тип внут­ри са­мой куль­ту­ры.

Иде­а­ли­за­ция Вели­кой Мате­ри при­во­дит к вы­тес­не­нию её нега­тив­но­го ас­пек­та, а имен­но «Ужас­ной Мате­ри», «Чёр­ной Мате­ри», «Мёрт­вой Мате­ри», Кибе­лы, Харибды, Геи, — Лилит, Чёр­ной луны, «пер­вой жены» Ада­ма и Мате­ри всех де­мо­нов. Отчёт­ли­вый об­раз — vagina dentata или ста­ру­ха с ко­сой, — «Баба-яга».

Иван Яко­вле­вич Били­бин — «Баба-Яга».

Здесь от­дель­ной ре­мар­кой сто­ит от­ме­тить чуму глу­би­нок и боль­ших го­ро­дов: ал­ко­го­лизм, а имен­но то, ка­ким об­ра­зом он свя­зан с до­ми­ни­ру­ю­щей ро­лью жен­щи­ны в се­мье, ин­фан­ти­ли­зи­ру­ю­щей и ка­стри­ру­ю­щей парт­нё­ра. Эти со­за­ви­си­мые роли во мно­гом про­дик­то­ва­ны мен­таль­но­стью, точ­нее мен­таль­ным фо­ном, ос­но­вой ко­то­ро­му слу­жит об­ще­куль­тур­ная трав­ма про­шло­го.

Нега­тив­ный ас­пект лю­бо­го ар­хе­ти­па от­ра­жа­ет опре­де­лён­но­го рода ис­пы­та­ние, ста­нов­ле­ние, пре­одо­ле­ние на пути к ин­те­гра­ции это­го ас­пек­та как сво­ей соб­ствен­ной ча­сти. Это сво­е­го рода по­иск со­кро­ви­ща, — «Алень­кой цве­то­чек». Т. е. это мо­тив опре­де­лён­но­го по­дви­га, точ­нее — Реши­мо­сти, — ко­то­рую необ­хо­ди­мо иметь, чтобы до­стичь Само­сти.

При встре­че с ар­хе­ти­пом ошиб­кой яв­ля­ет­ся жерт­во­вать этим нега­тив­ном ас­пек­том, т. е. те­рять Реши­мость и от­ка­зы­вать­ся от же­ла­е­мо­го, — от­чуж­дать­ся. Такая «жерт­ва» при­во­дит к вы­тес­не­нию ча­сти са­мо­го ар­хе­ти­па, — по­гру­же­нию этой ча­сти в Тень.

Юнг го­во­рил, что чем ярче Солн­це, тем чер­нее Тень. Чем силь­нее иде­а­ли­за­ция Вели­кой Мате­ри, тем слож­нее ин­те­гри­ро­вать её те­не­вой ас­пект, т.к. он ста­но­вит­ся все­по­жи­ра­ю­щим, все­о­хва­ты­ва­ю­щим, — ка­стри­ру­ю­щим. Заме­ча­е­те ли вы, как мно­го ре­кла­мы средств от им­по­тен­ции по­ка­зы­ва­ют по теле­ви­де­нию во вре­мя транс­ля­ции спор­тив­ных со­рев­но­ва­ний?

Вели­кую Мать невоз­мож­но убить, в от­ли­чие от веч­но уми­ра­ю­ще­го и вос­кре­са­ю­ще­го Бога, ибо Мать сама есть — Рож­де­ние и Смерть. Изна­чаль­ная пу­сто­та и неопре­де­лён­ность, раз­ру­ша­ю­щая лю­бые гра­ни­цы и опре­де­ле­ния, — Хаос.

Жижек здесь явно дон­ки­хот­ству­ет.

Во мно­гом имен­но вы­тес­не­ние нега­тив­ной ча­сти ар­хе­ти­па, вы­тес­не­ние эн­тро­пии, Хао­са и, как след­ствие, — иде­а­ли­за­ция Вели­кой Мате­ри (ак­цент толь­ко на по­зи­тив­ном «свет­лом» ас­пек­те ар­хе­ти­па), — ка­стри­ру­ет ар­хе­тип Героя, об­ре­кая его на ги­бель: на са­мо­уни­что­же­ние, са­мо­уни­чи­же­ние в му­ках веч­но­го раб­ства. Мёрт­вая Мать, ухо­дя­щая в Тень, — это Ангел Смер­ти. Тра­ги­че­ский ге­рой, об­ре­чён­ный на ги­бель идёт с ним рука об руку до са­мой по­след­ней чер­ты. Ангел Смер­ти ста­но­вит­ся его Тенью, — это Харон, ло­доч­ник, что пе­ре­прав­ля­ет души в мир мёрт­вых, в из­на­чаль­ную пу­сто­ту.

Это про­ис­хо­дит, по­то­му что пе­ред чи­стым об­ра­зом лю­бой иде­а­ли­за­ции на­лич­ное «Я» все­гда слиш­ком «гряз­но». Отри­цая своё ни­что­же­ство, все­ми си­ла­ми от­тал­ки­вая его от себя, оно ста­но­вит­ся нар­цис­сич­но-непо­гре­ши­мым под дав­ле­ни­ем дик­та­ту­ры Надо, за­креп­ляя глу­бин­ную нев­ро­ти­че­скую струк­ту­ру веч­но­го раз­де­ле­ния и нена­ви­сти к са­мо­му себе и по­то­му — ко все­му во­круг. Это струк­ту­ра ре­сен­ти­мен­та.

Репрес­сии как по­ка­за­тель внут­рен­них про­ти­во­ре­чий са­мой идео­ло­ги­че­ской си­сте­мы, её за­мы­ка­ния, са­мо­би­че­ва­ния, — это ре­сен­ти­мен­таль­ные тен­ден­ции. Нар­цисс тре­бу­ет жертв в под­твер­жде­ние сво­ей зна­чи­мо­сти: он мо­жет су­ще­ство­вать толь­ко за счёт чу­жих стра­да­ний, так он мо­жет удер­жи­вать­ся в рам­ках из­вра­щён­но­го ар­хе­ти­па Героя, жи­ву­ще­го лишь на гор­бе, а поз­же и на мо­ги­ле Дру­го­го, Чужа­ка, Неугод­но­го.

Это про­цесс вы­тес­не­ния Жерт­вы, сти­му­ли­ро­ван­ный иде­а­ли­за­ци­ей ар­хе­ти­па Вели­кой Мате­ри. Т.к. сам Герой ка­стри­ро­ван, он дол­жен быть убеж­дён, что все во­круг него тоже ка­стри­ро­ва­ны, что у них нет воз­мож­но­сти раз­ру­шить его об­раз по­бе­ди­те­ля, но, по фак­ту, — «ко­роль-то го­лый»!

Уди­ви­тель­ным об­ра­зом схо­же­го ха­рак­те­ра ка­стри­ро­ван­но-фал­ли­че­ский миф раз­во­ра­чи­вал­ся не толь­ко в СССР, но и в Гер­ма­нии. «Золо­той век» при­влёк на аре­ну Исто­рии не ме­нее тра­ги­че­ско­го нем­ца, за­гнан­но­го в угол Пер­вой Миро­вой вой­ны. Сама дра­ма ясна в сим­во­ли­ке: вой­на сва­сти­ки с сер­пом и мо­ло­том. Не зря Кожев на­зы­вал боль­ше­ви­ков и на­цио­нал-со­ци­а­ли­стов ле­вым и пра­вым марк­сиз­мом со­от­вест­вен­но.

Точ­кой со­при­кос­но­ве­ния, точ­кой со­зву­чия слу­жит вполне хри­сти­ан­ская ри­то­ри­ка к си­рым, к на­ро­ду, к мас­сам, а это, по сути, — ри­то­ри­ка об­ра­щён­ная к на­цио­наль­ным цен­но­стям, ри­то­ри­ка об­ра­щён­ная к на­ции как це­ло­му. Это очень хо­ро­шо вид­но в пе­чаль­но из­вест­ной кни­ге Гит­ле­ра, по-мо­е­му, за­пре­щён­ной на тер­ри­то­рии РФ. Дик­та­тор вос­при­ни­ма­ет на­цию как жерт­ву и тре­бу­ет ре­сен­ти­мен­таль­но­го мще­ния.

Отли­чия об­на­ру­жи­ва­ют­ся в ос­но­ва­ни­ях: если на на­шей поч­ве иде­а­ли­за­ция об­на­ру­жи­ва­лась в Вели­кой Мате­ри, то в Гер­ма­нии под воз­дей­ствие фа­шист­кой ри­то­ри­ки тра­ге­ди­зи­ру­ет­ся, де­мо­ни­зи­ру­ет­ся ар­хе­тип Героя, вос­хва­ляя его нега­тив­ный ас­пект, а имен­но — Пала­ча, Раз­ру­ши­те­ля.

Обрат­ная сто­ро­на лю­бой иде­а­ли­за­ции — де­мо­ни­за­ция, это сме­на по­лю­сов с + на -. Если иде­а­ли­за­ция вы­све­чи­ва­ет по­зи­тив­ный ас­пект и вы­тес­ня­ет нега­тив­ный, то де­мо­ни­за­ция вы­све­чи­ва­ет нега­тив­ный ас­пект и вы­тес­ня­ет по­зи­тив­ный.

Для это­го в Гер­ма­нии уже было всё го­то­во. Не толь­ко уни­же­ние Пер­вой Миро­вой вой­ной, но и тра­ги­че­ский ха­рак­тер ро­ман­ти­че­ско­го на­цио­на­лиз­ма по­слу­жи­ли ос­но­ва­ни­ем для де­мо­ни­за­ции. Для остраст­ки при­ве­ду здесь в при­мер сти­хо­тво­ре­ние Ген­ри­ха Гейне «Лоре­лей» в моём лю­би­мом пе­ре­во­де.

Не знаю, о чем я тос­кую.
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Пре­да­нье да­ле­ких лет.

Дох­ну­ло про­хла­дой. Тем­не­ет.
Стру­ит­ся река в ти­шине.
Вер­ши­на горы пла­ме­не­ет
Над Рей­ном в за­кат­ном огне.

Девуш­ка в свет­лом на­ря­де
Сидит над об­ры­вом кру­тым,
И бле­щут, как зо­ло­то, пря­ди
Под греб­нем ее зо­ло­тым.

Про­во­дит по зо­ло­ту греб­нем
И пес­ню поет она.
И вла­сти и силы вол­шеб­ной
Зову­щая пес­ня пол­на.

Пло­вец в чел­но­ке без­за­щит­ном
С тос­кою гля­дит в вы­ши­ну.
Несет­ся он к ска­лам гра­нит­ным,
Но ви­дит ее одну.

А ска­лы кру­гом все от­вес­ней,
А вол­ны — кру­че и злей.
И, вер­но, по­гу­бит пес­ней
Плов­ца и чел­нок Лоре­лей.

Здесь хо­ро­шо вид­но, как вер­ти­каль­ный, ап­по­ло­ни­сти­че­ский миф (из­ви­ли­стая река в ти­шине, пы­ла­ю­щая вер­ши­на горы над ней, — это сво­е­го рода про­об­раз, ко­то­рый хо­ро­шо ви­ден в ико­но­гра­фии Геор­гия Побе­до­нос­ца) вы­све­чи­ва­ет схо­жую иде­а­ли­за­цию ар­хе­ти­па Ани­мы (про­из­вод­ный от Вели­кой Мате­ри об­раз Лоре­лей схож с ру­сал­ка­ми и си­ре­на­ми, этот «зо­ву­щий» ас­пект ар­хе­ти­па вы­де­ля­ет­ся в от­дель­ный ар­хе­тип Ани­мы, как ир­ра­цио­наль­ной ча­сти пси­хи­ки).

Имен­но эта вер­ти­каль­ная «рас­тяж­ка», — иде­а­ли­за­ция — ки­да­ет Героя на ска­лы. Так он из дра­ма­ти­че­ско­го ста­но­вит­ся тра­ги­че­ским, — «об­ре­чён­ным на смерть» (Герой в «без­за­щит­ном чел­но­ке» с тос­кою смот­рит в вы­ши­ну). Имен­но этот ас­пект «об­ре­че­ния» и про­буж­да­ет ре­сен­ти­мен­таль­ные тен­ден­ции, за­став­ля­ю­щие де­мо­ни­зи­ро­вать тра­ги­че­ско­го ге­роя, ко­то­рый в по­пыт­ке до­брать­ся до Лоре­лей за­бра­сы­ва­ет раз­рыв меж­ду ней и со­бой чу­жи­ми тру­па­ми, — жерт­ва­ми.

В ито­ге Гер­ма­нии через ро­ман­ти­че­ский на­цио­на­лизм, в Рос­сии через «на­род­ное» пра­во­сла­вие раз­ные ин­тер­пре­та­ции «Золо­то­го Века» про­да­ли на­ци­ям как то­вар. Имен­но ма­ни­пу­ля­ция на­цио­наль­ны­ми цен­но­стя­ми через нев­роз мен­таль­но­сти при­ве­ла к их прин­ци­пи­аль­но­му ис­ка­же­нию, за­мы­ли­ва­нию и экс­плу­а­та­ции. Занят­но, что имен­но эти цен­но­сти по­слу­жи­ли не толь­ко тем ос­но­ва­ни­ем, во­круг ко­то­ро­го стро­и­лась идео­ло­гия этих ре­жи­мов, но и тем фар­ма­ком, тем коз­лом от­пу­ще­ния, ко­то­ро­го при­нес­ли в жерт­ву в обо­их слу­ча­ях рас­па­да: и Рей­ха и СССР.

Для рас­па­да СССР по­ка­за­тель­но ко­ли­че­ство кон­флик­тов, ко­то­рые слу­чи­лись на на­цио­наль­ной поч­ве. Не го­во­ря уже о кро­ва­вых столк­но­ве­ни­ях в быв­ших со­вет­ских рес­пуб­ли­ках в Азии, мы в це­лом до сих пор не мо­жем най­ти об­щий язык ни с Укра­и­ной, ни с Гру­зи­ей (а Гру­зия с Арме­ни­ей, Абха­зи­ей и Осе­ти­ей), те­ряя при этом об­щий язык даже с Бело­рус­си­ей. Ядром тра­ги­че­ской аго­нии по­слу­жи­ли имен­но на­цио­наль­ные цен­но­сти.

По сути, в боль­шин­стве слу­ча­ев быв­шая со­вет­ская рес­пуб­ли­ка пе­ре­жи­ва­ла по­сле рас­па­да на­цио­на­ли­сти­че­скую ком­пуль­сию, ко­то­рая была ре­зуль­та­том дол­го­го и це­ле­на­прав­лен­но­го идео­ло­ги­че­ско­го вы­тес­не­ния (Даже во­прос о Нагор­ном Кара­ба­хе недав­но под­нял­ся в фор­ме пе­ре­име­но­ва­ния этой мест­но­сти). Имен­но энер­гию этой ком­пуль­сии и под­хва­ты­ва­ет «цвет­ная» ре­во­лю­ция.

Будучи на­са­жен­ны­ми на иде­а­ли­за­цию, цен­но­сти при­об­ре­та­ют крайне из­вра­щён­ный ха­рак­тер се­гре­га­ции, вме­сто кон­со­ли­ди­ру­ю­щей связ­ки. Хро­мо­со­мы фа­шиз­ма, окон­ча­тель­но за­се­ли в мен­таль­но­сти вме­сте с по­бе­дой боль­ше­ви­ков над на­цио­нал-со­ци­а­ли­ста­ми.

Имен­но в это вре­мя столк­но­ве­ния двух идео­ло­ги­че­ских ма­ши­не­рий мы пе­ре­ни­ма­ем ав­то­ри­тар­но-нар­цис­си­че­скую, фа­шист­скую идею пре­вос­ход­ства од­но­го над дру­гим, ко­то­рая вы­ли­ва­ет­ся в крайне иерар­хи­зи­ро­ван­ный ав­то­ри­тар­ный во­ждизм, в ди­кую ксе­но­фо­бию, шо­ви­низм и урод­ли­вый ра­сизм. Если в Гер­ма­нии это про­ис­хо­дит в от­кры­тую, то в СССР это про­ис­хо­дит в ла­тент­ном виде дик­та­ту­ры пар­тии и но­мен­кла­ту­ры.

Сам фа­шист­ский миф вы­яв­ля­ет свой эли­тар­ный ха­рак­тер: сло­во фа­ши­на, озна­ча­ет пу­чок, связ­ку фас­ций и яв­ля­ет­ся сим­во­лом не толь­ко объ­еди­не­ния в груп­пу, но и при­ви­ле­ги­ро­ван­ной вла­сти рим­ских ле­га­тов в при­ме­не­нии на­си­лия. Лега­ты хо­ди­ли по го­ро­ду с та­ки­ми пуч­ка­ми из розг, а поз­же и то­по­ром, что от­ра­жа­ло их до­пол­ни­тель­ное пра­во на неза­мед­ли­тель­ный смерт­ный при­го­вор и его ис­пол­не­ние. Свой­ствен­ный фа­шиз­му ре­ван­шизм и сим­во­ли­ка от­ра­жа­ют глу­бо­ко ре­сен­ти­мен­таль­ные тен­ден­ции, вы­яв­ляя нев­ро­ти­че­ские струк­ту­ры нар­цис­си­че­ско­го ха­рак­те­ра, — это «за­щит­ная» ре­ак­ция, мо­би­ли­зи­ру­ю­щая ре­прес­сив­ные ме­ха­низ­мы по от­но­ше­нию ко все­му чуж­до­му, непо­нят­но­му, и по­тен­ци­аль­но опас­но­му. Это ре­ак­ция за­гнан­ной в угол кры­сы.

Не так ли на­ча­лась Холод­ная вой­на и до сих пор ак­ту­аль­ное про­ти­во­сто­я­ние нас и ка­ко­го-то услов­но­го «Запа­да», где яко­бы скон­цен­три­ро­ва­но всё зло, — «цар­ство ко­ще­е­во»?
Иде­а­ли­зи­ро­ван­ный фал­ли­че­ский миф как след­ствие оби­ды за ак­ту­аль­ную им­по­тен­цию, ка­стра­цию на­ции. Пото­му тра­ги­че­ский Герой по­доб­но Эди­пу неиз­беж­но па­да­ет в хто­ни­че­скую без­дну вы­тес­нен­но­го ар­хе­ти­па Мёрт­вой Мате­ри, — в объ­я­тия Анге­ла Смер­ти. Мать по­жи­ра­ет его. Здесь юн­ги­ан­ская ин­тер­пре­та­ция вполне со­звуч­на ла­ка­нов­ской. Он плы­вёт по реке за­бве­ния, вы­тес­не­ния про­шло­го.

Заме­тим, что при­мер­но в одно и то же вре­мя в Гер­ма­нии и СССР на­чи­на­ют­ся ре­прес­сии, — это на­ча­ло 30-х. Для лю­бой иде­а­ли­за­ции необ­хо­ди­мо топ­ли­во чу­жих смер­тей и стра­да­ний, для лю­бо­го куль­та тре­бу­ют­ся фар­ма­ки, коз­лы от­пу­ще­ния, для лю­бо­го нар­цис­са тре­бу­ют­ся жерт­вы. Мы ви­дим, как в этих стра­нах фигу­ра Дру­го­го де­мо­ни­зи­ру­ет­ся и се­гре­ги­ру­ет­ся по идео­ло­ги­че­ским при­зна­кам. В ито­ге и там и там мы на­блю­да­ем ге­но­цид ча­сти на­ции. И там и там имен­но пред­ста­ви­те­ли групп, мар­ги­на­ли­зо­ван­ных идео­ло­ги­че­ской оп­ти­кой, иг­ра­ют роль коз­лов от­пу­ще­ния.

Если со­по­ста­вить ко­ли­че­ство смер­тей от бо­е­вых дей­ствий на Вто­рой Миро­вой войне, то, ко­неч­но, СССР за­пла­ти­ло за по­бе­ду непо­мер­но боль­шей кро­вью. Но срав­ни­вать эти циф­ры надо не с ко­ли­че­ством уби­тых сол­дат стран «оси», а с ко­ли­че­ством уби­тых и за­му­чен­ных ев­ре­ев, ведь имен­но на их кро­ви дер­жа­лась немец­кая иде­а­ли­за­ция, имен­но их тру­па­ми пы­та­лись за­бро­сать без­дну от­чуж­де­ния.

Так, на­цио­наль­ные цен­но­сти, на­са­жен­ные на идеи фа­шиз­ма, во­ждиз­ма и под­пи­ты­ва­е­мые марк­сист­кой ри­то­ри­кой, об­рек­ли две на­ции на неиз­беж­ное и ужа­са­ю­щее столк­но­ве­ние в борь­бе за при­зна­ние в без­дне кро­ви и че­ло­ве­че­ских тру­пов.

Как из­вест­но, в рос­сий­ской мен­таль­но­сти до­воль­но вы­со­кое по­ло­же­ние за­ни­ма­ет пра­во­слав­ная цен­ность стра­да­ния, ас­ке­зы и жерт­вы, — это во мно­гом ре­зуль­тат куль­та Вели­кой Мате­ри. Уди­ви­тель­ным об­ра­зом имен­но эта цен­ность по­мог­ла сдер­жать ав­то­ри­тар­ные тен­ден­ции, и за ста­лин­ским ре­жи­мом по­сле­до­ва­ла хру­щёв­ская от­те­пель. Т. е. опре­де­лён­ный этап осо­зна­ния и ин­те­гра­ции ча­сти те­не­во­го ас­пек­та ар­хе­ти­па. Эта цен­ность по­мог­ла най­ти опо­ру в по­сле­во­ен­ное вре­мя для того, чтобы на­чать жить за­но­во вслед за жут­кой ка­та­стро­фой. Но в ито­ге имен­но эта цен­ность, со вре­ме­нем за­мы­лив­ша­я­ся, те­перь сдер­жи­ва­ет раз­ви­тие и ме­ша­ет отре­флек­си­ро­вать про­шлое, ведь она так и не по­мог­ла из­ба­вить на­цию от фа­шист­кой ин­фек­ции.

Отдель­ной ре­мар­кой хо­чет­ся от­ме­тить сим­во­ли­че­ский ха­рак­тер на­дви­га­ю­ще­го­ся сно­са «хру­ще­вок» в Москве.

Отсут­ствие люст­ра­ции и ре­флек­сии, жерт­вен­ная по­зи­ция по от­но­ше­нию к об­сто­я­тель­ствам за­став­ля­ют на­цию воз­вра­щать­ся в про­шлое, за­мы­ка­ясь в соб­ствен­ных про­ти­во­ре­чи­ях, ак­ту­а­ли­зи­руя ав­то­ри­тар­ные тен­ден­ции в но­вом кон­тек­сте. Иде­а­ли­за­ция про­шло­го (и од­нов­ре­мен­ное вы­тес­не­ние его про­ти­во­ре­чи­вых мо­мен­тов) и са­кра­ли­за­ция по­бе­ды вы­тес­ня­ют фигу­ру Жерт­вы в об­ли­ке са­мо­го ар­хе­ти­па Героя, — вы­тес­ня­ют его нега­тив­ный ас­пект, — ис­то­рия по­вто­ря­ет­ся за­но­во. Имен­но так мож­но ин­тер­пре­ти­ро­вать нео­ав­то­ри­та­ризм, ко­то­рый мож­но на­блю­дать сей­час в РФ.

Дра­ма­ти­че­ский Герой, в от­ли­чии от тра­ги­че­ско­го, — вос­кре­са­ет, как и мёрт­вый Бог, — во все­об­щем экс­та­зе тра­ге­дии. Вели­кая Мать при­ня­ла жерт­ву.

Но тут в на­шей ис­то­рии Герой на­чи­на­ет мнить себя Вели­ким Отцом, по­вто­ряя фал­ли­че­ский миф, он сно­ва ста­но­вит­ся тра­ги­че­ским, он сно­ва об­ре­ка­ет себя на аго­нию в же­ла­нии быть по­доб­но Богу. Жерт­ва вы­тес­ня­ет­ся, за­бы­ва­ет­ся, вос­кре­шая лишь фа­шист­ские идеи.

Таким об­ра­зом, цикл дра­мы на­чи­на­ет­ся с са­мо­го на­ча­ла: из­на­чаль­ный апол­ло­ни­сти­че­ский миф раз­во­ра­чи­ва­ет­ся в сво­ём утвер­жде­нии, и раз­во­ра­чи­ва­ет но­вую тра­ге­дию через иде­а­ли­за­цию на этот раз уже ар­хе­ти­па Героя, так и не усво­ив­ше­го уро­ка про­шло­го, — это enfant terrible, по­доб­но на­цио­нал-со­ци­а­ли­стам 30-х.

⁂

Что оста­лось от раз­ва­лин двух им­пе­рий? Гер­ман­ское чув­ство вины не толь­ко пе­ред ев­ре­я­ми, но и пе­ред всем ми­ром; и рос­сий­ская нар­цис­си­че­ски-за­ди­ри­стая сле­пая са­мо­уве­рен­ность, на­би­ра­ю­щая обо­ро­ты в мас­со­вом со­зна­нии. В обо­их слу­ча­ях — это трав­ма Куль­ту­ры, глу­бо­кий нев­роз внут­ри мен­таль­но­сти.

Это два ан­ти­те­ти­че­ских ре­зуль­та­та об­ще­куль­тур­ной трав­мы, со­зда­ю­щие раз­ность по­тен­ци­а­лов для нев­ро­ти­че­ских ком­пуль­сий и ак­ку­му­ля­ции про­кля­той доли в мас­шта­бах об­ще­го гео­по­ли­ти­че­ско­го про­стран­ства. Всё это в це­лом толь­ко уве­ли­чи­ва­ет на­пря­же­ние на пути к неиз­беж­ной раз­ряд­ке, но в ка­ком виде бу­дет эта раз­ряд­ка?

Совер­шен­но оче­вид­ным ка­жет­ся, что для кон­со­ли­да­ции на­ции, на­ро­да в об­щем по­ли­ти­че­ском дви­же­нии об­нов­ле­ния, очи­ще­ния, осо­зна­ния и ра­бо­ты над ошиб­ка­ми про­шло­го ради свет­ло­го бу­ду­ще­го необ­хо­ди­мо то ядро цен­но­стей, во­круг ко­то­ро­го и бу­дет про­ис­хо­дить кон­со­ли­да­ция. Эти цен­но­сти столь же оче­вид­ным об­ра­зом мож­но на­звать на­цио­наль­ны­ми.

Про­бле­ма этих цен­но­стей за­клю­че­на в том, что под вли­я­ни­ем про­шло­го на их ме­сте чёр­ная дыра про­ти­во­ре­чий, ко­то­рая рас­ка­лы­ва­ет об­ще­ство, вме­сто долж­ной кон­со­ли­да­ции цен­но­сти яв­ля­ют­ся пред­ме­том борь­бы и столк­но­ве­ния. Эти цен­но­сти ищут фар­ма­ка, ищут коз­лов от­пу­ще­ния, будь то ми­гран­ты или пред­ста­ви­те­ли дру­гих на­ций. Сама идея на­ции та­ким об­ра­зом на­чи­на­ет скла­ды­вать­ся из се­гре­ги­ру­ю­щих пред­став­ле­ний о пре­вос­ход­стве од­ной куль­ту­ры над дру­гой, пре­вос­ход­стве од­но­го эт­но­са над дру­гим.

Неко­то­рые в по­пыт­ке люст­ри­ро­вать на­и­цо­на­лизм раз­де­ля­ют его на на­цио­на­лизм и «эт­но­на­цио­на­лизм», но это лишь по­лу­ме­ра. В серд­це­вине на­ших по­ис­ков на­цио­наль­ных идей ле­жит глу­бо­кое про­ти­во­ре­чие, за­мы­ка­ю­щее на­цию в веч­ном ис­ка­нии ка­ких-то кон­крет­ных гра­ниц и опре­де­ле­ний.

Сами цен­но­сти с необ­хо­ди­мо­стью долж­ны быть люст­ри­ро­ва­ны, очи­ще­ны и об­нов­ле­ны та­ким об­ра­зом, чтобы они от­ве­ча­ли вы­зо­ву се­го­дняш­не­го дня, чтобы они для каж­до­го зву­ча­ли чи­сто, чёт­ко и ясно. Чтобы они спла­чи­ва­ли на­цию, пер­фор­ма­тив­но её же и со­зда­вая, ожив­ляя, воз­рож­дая.

На мой взгляд опре­де­ля­ю­щим, фун­да­мен­таль­ным для на­цио­наль­ной идеи фак­то­ром яв­ля­ет­ся от­сут­ствие ка­ких-либо кон­крет­ных опре­де­ле­ний.

«Ordnung muss sein», — если необ­хо­ди­мость на­ли­чия стро­го по­ряд­ка от­ра­жа­ет опре­де­лён­ные ас­пек­ты немец­кой мен­таль­но­сти, то для каж­до­го, кто вы­рос в со­вет­ском и пост­со­вет­ском куль­тур­ном про­стран­стве спра­вед­ли­во прин­ци­пи­аль­но об­рат­ное, а имен­но необ­хо­ди­мость неопре­де­лён­но­сти, хто­ни­че­ско­го Хао­са. В этом плане наша об­ще­на­цио­наль­ная мен­таль­ность ис­клю­чи­тель­но экс­та­тич­на.

Имен­но страх пе­ред неопре­де­лён­но­стью, имен­но си­сте­ма­ти­че­ское вы­тес­не­ние, по­пыт­ка спря­тать­ся от него, от бу­ду­ще­го, от ре­зуль­та­тов соб­ствен­ных вы­бо­ров, от соб­ствен­ных же­ла­ний и де­я­тель­но­сти в псев­до-опре­де­лён­но­сти тра­ди­ций и норм; в ка­ких-то кон­крет­ных все­объ­яс­ня­ю­щих гра­ни­цах — есть та клю­че­вая осо­бен­ность на­ции, ко­то­рая и ме­ша­ет ей кон­со­ли­ди­ро­вать­ся, по­рож­дая по­сто­ян­ные ком­пуль­сии: взры­вы агрес­сии, пьян­ства и без­рас­суд­ства — как ре­зуль­тат си­сте­ма­ти­че­ско­го сдер­жи­ва­ния. Это и есть раз­ряд­ка, — ре­зуль­тат вы­тес­не­ния Хао­са, вы­тес­не­ния нега­тив­но­го ас­пек­та Вели­кой Мате­ри в Тень.

Одной из кри­ти­че­ских при­чин это­го стра­ха пе­ред неопре­де­лён­но­стью слу­жит нескон­ча­е­мая пе­ре­дё­гри­ва­ю­щая про­па­ган­да го­су­дартс­вен­ных СМИ, взра­щи­ва­ю­щих в на­ции по­сто­ян­ную опас­ку, ак­ку­му­ли­ро­ван­ную в нескон­ча­е­мую нена­висть пе­ред лю­бы­ми из­ме­не­ни­я­ми.

Эрнст Юнгер, — мыс­ли­тель, с вы­со­ко под­ня­той го­ло­вой про­шед­ший обе ми­ро­вые вой­ны, — точ­но ухва­тил эту связь в неболь­шом эссе под на­зва­ни­ем «Уход в Лес»:

Уже сама по­треб­ность по­лу­чать но­во­сти несколь­ко раз в день, — это при­нак стра­ха; во­об­ра­же­ние рас­тёт и па­ра­ли­зу­ет себя в рас­ту­щих обо­ро­тах. Все эти ан­тен­ны ги­гант­ских го­ро­дов по­доб­ны встав­шим ды­бом во­ло­сам. Они бро­са­ют вы­зов к де­мо­ни­че­ским со­при­кос­но­ве­ни­ям.

При­зна­ние неопре­де­лён­но­сти, от­кры­тая встре­ча с ней — есть ин­те­гра­ция те­не­во­го ас­пек­та ар­хе­ти­па Вели­кой Мате­ри. Мать — это Хаос, флук­ту­и­ру­ю­щая пу­сто­та, из ко­то­рой мы рож­да­ем­ся и куда мы ухо­дим. Это ис­точ­ник лю­бой гар­мо­нии и лю­бо­го по­ряд­ка, до­ста­точ­но лишь иметь Реши­мость встре­тить­ся с ней.

Нацио­наль­ные цен­но­сти — это цен­но­сти са­мо­ор­га­ни­за­ции, са­мо­управ­ле­ния. Цен­но­сти, ко­то­рые об­на­ру­жи­ва­ют­ся лишь в об­щем про­цес­се их пер­фор­ма­тив­но­го по­ис­ка и утвер­жде­ния, т. е. внут­ри об­щей прак­ти­ки и об­щей, от­кры­той, пуб­лич­ной ком­му­ни­ка­ции. Это неопре­де­лён­ность, ко­то­рая струк­ту­ри­ру­ет­ся каж­дым, ма­те­рия, ко­то­рой при­да­ёт­ся фор­ма на­шей Реши­мо­стью.

Цен­но­сти са­мой на­ции не мо­гут быть об­на­ру­же­ны кем-то од­ним. Пото­му что на­ция — это об­щее. Пото­му что на­ция — это един­ство мно­го­об­ра­зия. Един­ство, уни­каль­ны­ми гра­ни­ца­ми ко­то­ро­го вы­сту­па­ет ис­клю­чи­тель­но толь­ко об­щий язык, да­ру­ю­щий вза­и­мо­по­ни­ма­ние и воз­мож­ность к его об­на­ру­же­нию, на­хож­де­нию. Язык, струк­ту­ри­ру­ю­щий, вы­све­чи­ва­ю­щий, об­на­ру­жи­ва­ю­щий из­на­чаль­ную неопре­де­лён­ность. Язык, что слу­жит до­мом Бытию. Имен­но язык не толь­ко в зна­че­нии по­ни­ма­ния, но и в зна­че­нии син­кре­ти­че­ских куль­тур­ных гра­ниц, столь же из­мен­чи­вых и раз­но­об­раз­ных, как и сама речь внут­ри на­ции.

Любая по­пыт­ка спу­стить нор­мы и пра­ви­ла, опре­де­лить эти идеи и цен­но­сти свер­ху или утвер­дить уз­кой груп­пой лю­дей, ко­то­рые ищут ви­но­ва­тых, — об­ре­че­ны си­деть в ому­те про­ти­во­ре­чий, где каж­дый пы­та­ет­ся пе­ре­грызть друг дру­гу гор­ло. Это мёрт­вая на­ция, пы­та­ю­ща­я­ся за­со­сать в этот бо­лот­ный омут всё во­круг. Это чёр­ная дыра, ядро ко­то­рой спря­та­но в глу­бине Исто­рии.

Жизнь на­ции — это жизнь об­ще­го дела; об­ще­ства, го­во­ря­ще­го на од­ном язы­ке. Каж­дый, кто по­ни­ма­ет, раз­де­ля­ет этот язык и вза­и­мо­дей­ству­ет с та­ки­ми же как он, — яв­ля­ет­ся неотъ­ем­ле­мой ча­стью на­ции, уни­каль­ной но­той в сим­фо­нии на­цио­наль­но­го раз­но­об­ра­зия, рас­кры­ва­ю­ще­го уди­ви­тель­ную гар­мо­нию её жиз­ни, её утвер­жде­ния, зву­ча­ния в об­щем гео­по­ли­ти­че­ском про­стран­стве.

Уди­ви­тель­ным об­ра­зом эти идеи об­ще­го об­на­ру­же­ния цен­но­стей, са­мо­ор­га­ни­за­ции, са­мо­управ­ле­ния, сов­мест­но­го, об­ще­го по­ис­ка ре­ше­ний и кон­сен­су­са, — это от­ча­сти взра­щен­ные на рос­сий­ской куль­тур­ной поч­ве идеи Анар­хии.

Сте­рео­тип­но анар­хию при­ня­то вос­при­ни­мать как от­сут­ствие по­ряд­ка. Но сто­ит раз и на­все­гда раз­бить этот сте­рео­тип о ка­мень се­ман­ти­ки. Пото­му я пред­ла­гаю се­ман­ти­че­ский сдвиг, ко­то­рый на­ко­нец раз­ре­шит идей­ный хи­азм это­го по­ня­тия.

Так­же как в сло­ве «ана­ло­гия» при­став­ку надо вос­при­ни­мать не в зна­че­нии от­ме­ны, а в зна­че­нии осу­ществ­ле­ния, так и в сло­ве «анар­хия» мы чи­та­ем не от­сут­ствие на­ча­ла, по­ряд­ка, гар­мо­нии, архэ, но един­ствен­но воз­мож­ное их осу­ществ­ле­ние, об­на­ру­же­ние, ре­а­ли­за­цию.

Реа­ли­за­цию в фор­ме сов­мест­но­го отыс­ка­ния, в фор­ме сво­бо­ды вы­ра­же­ния и пра­ва на то, что твоё мне­ние в об­щей по­ли­фо­нии бу­дет об­на­ру­же­но и услы­ша­но, — оно бу­дет зву­чать но­той в об­щем кон­сен­су­се с той же необ­хо­ди­мо­стью, ко­то­рая об­на­ру­жи­ва­ет­ся в са­мой на­ции.

Необ­хо­ди­мость чи­сто­го зву­ча­ния тво­ей ис­крен­ней де­я­тель­но­сти, тво­их вы­бо­ров и по­ступ­ков. Пото­му что толь­ко так этот кон­сен­сус, это со­зву­чие и воз­мож­но.

Таким об­ра­зом, архэ тут надо по­ни­мать ни как из­на­чаль­ный по­ря­док, ло­гос, но как апей­рон, — из­на­чаль­ную бес­ко­неч­ную неопре­де­лён­ность, лишь ре­зуль­та­том ко­то­рой яв­ля­ет­ся ло­гос. Здесь осо­бен­но чёт­ко про­ри­со­вы­ва­ет­ся смысл фра­зы «Анар­хия — мать по­ряд­ка». В це­лом для про­ек­та се­ман­ти­че­ско­го сдви­га необ­хо­ди­мо сов­ме­стить анар­хи­че­ские и эк­зи­стен­ци­а­лист­ские идеи. Услов­но го­во­ря, Кро­пот­ки­на и Хай­дег­ге­ра, Баку­ни­на и Кьер­ке­го­ра, что от­ча­сти и было осу­ществ­ле­но здесь, за­ло­жив пер­вый кра­е­уголь­ный ка­мень об­нов­лён­ной, пе­ре­рож­дён­ной на­ции на по­чте род­но­го пе­ре­гноя.

Таким об­ра­зом, един­ствен­ное, что мо­жет люст­ри­ро­вать на­цио­наль­ные цен­но­сти, очи­стив их от шла­ка про­шло­го, что мо­жет убе­речь их от ре­сен­ти­мен­таль­ных и ав­то­ри­тар­ных тен­ден­ций, что спа­са­ет их от са­мой воз­мож­но­сти за­мы­ка­ния и от­се­чёт лю­бую ав­то­ри­тар­ную ри­то­ри­ку — это сплав на­цио­наль­ных идей с анар­хи­че­ски­ми в об­щем дви­же­нии
Нацио­нал-Анар­хиз­ма.

Анар­хия — это га­ран­тия того, что ав­то­ри­тар­ная ри­то­ри­ка, во­ждизм, ксе­но­фо­бия, ра­сизм, ан­ти­се­ми­тизм, тео­рии за­го­во­ра, и про­чий шлак — на­все­гда оста­нуть­ся в про­шлом, очи­стив наш ра­зум и под­го­то­вив его к ре­а­ли­за­ции сво­их соб­ствен­ных же­ла­ний, вер­нув нам Реши­мость и Веру в Буду­щее для жиз­ни в тех усло­ви­ях, в ко­то­рых каж­дый по-сво­е­му хо­чет жить. Это цен­но­сти кон­сен­суа, са­мо­ор­га­ни­за­ции и са­мо­управ­ле­ния. Нацио­на­лизм — это те кон­со­ли­ди­ру­ю­щие цен­но­сти, ко­то­рые в рам­ках куль­ту­ры, в рам­ках язы­ка спо­соб­ны спло­тить де­я­тель­ность каж­до­го в одно еди­ное кол­лек­тив­ное дви­же­ние на­встре­чу бу­ду­ще­му, что от­кры­ва­ет­ся для нас пря­мо сей­час. Так мы от­де­ля­ем зёр­на от пле­вел. Мы ве­рим в то, что един­ство мно­го­об­ра­зия — воз­мож­но, но воз­мож­но оно толь­ко бла­го­да­ря де­я­тель­но­сти каж­до­го, мне­ни­ям каж­до­го, же­ла­ни­ям каж­до­го.

Я вы­сту­паю за Нацио­нал-Анар­хизм, и это — моё пред­ло­же­ние на вы­зов се­го­дняш­не­го дня. И я от­крыт к дис­кус­сии.