Глубокий вдох. Через мгновенье пар густыми клубами вырывается изо рта, заставляя прислушаться к ритмичному выдоху. Так продолжается какое-то время, пока внимание не устремляется на что-то менее знакомое. Ещё немного и стук колёс заменит привычное дыхание. Это происходит безболезненно, почти незаметно, подобно наркозу. Начиная считать до десяти, ты медленно проваливаешься в вязкую лужу из запутанных уравнений, которые сбивают тебя после трех, теперь ты как болванчик пытаешься пошевелить рукой уже спящего тела. Пересечения параллельных прямых бесконечных паттернов коротких мелодий и семплов становятся кровью на ближайшие сутки, из цифровой капельницы прямо в вену плывут килобайты звуков и слов.

Перед глазами снова проталкиваются миллиарды молекул, которые рождают незнакомые формы. Вечно живой огонь, мерами разгорающийся и мерами погасающий. Ты дышишь упрямыми колёсами о стальные рельсы, ибо всякому стучащему отворят. Алюминиевые рёбра греют неподдельным теплом, затрудняя понимание температуры воздуха за бортом, видно только, что со временем снег превращается в навязчивый дождь. Дальше дождь будет лить с приятным постоянством.
Глубокий вдох. Странный аптечный запах возвращает телу возможность самому передвигаться относительно родной планеты. Тело с радостью пользуется этой возможностью. Планета движется относительно Солнца, оно в свою очередь вокруг центра галактики, а галактика... Очередная цепочка волн вероятности в пустоте съела яблоко, довольно вкусное, надо заметить. Ночной серпантин и увлечённые беседы заставляют вспомнить о детских проблемах с вестибулярным аппаратом. Ведь именно он отвечает за относительную точку отсчёта. Плохо ответил.
Словесного мяса не хватает в диалогах: опять пускаешься в диалектику, забывая, что пора уже научиться молчать даже в самых сложных ситуациях. «Я так много обычно не говорю». Тонешь в сумме событий, чувствуешь себя переменной в уравнении, принимаешь любые значения в известном интервале, не добираясь до эктрема.
Пальмы, кипарисы, сосны, эвкалипты переплетаются в поражающе большой живой организм, который дышит и живёт вместе с тобой. Волны размеренно бьют о гранитный берег. Пустые улицы как лабиринт туннелей для тёплого морского ветра, где он теряется в утреннем воздухе. Тысячи неизвестных и забытых запахов спицами пронзают воспоминания, сразу появляются новые измерения для твоей собственной вселенной.
Глубокий вдох. Старый ржавый корабль опрокидывает мир на несколько градусов вправо, море медленно выливается за края, остужая спину вековому киту. Льёшь море, пока не заканчивается дождь, потом обратно под хруст гальки в приятную неизвестность. Море немного отступило, хотя его частенько штормит. Раньше на том же месте оно лизало корни соснам. Медленно вскарабкиваешься на средневеково-тропическую фантазию, где некоторые особо красивые постройки ещё функционируют. Тропическая сырость: животных мало, только обезьяны, обезумевшие от однообразности своего существования. Выглядит зловеще, коллективно наталкивает на мысли об экспериментах по скрещиванию приматов и человека с различными перверсиями в стиле Сорокина.
Закон сохранения энергии тут действует безотказно: вылитое море с лихвой возвращается в качестве миниатюрного сезона дождей. Это позволило совместить холодный дождь и сероводородный душ, — сочетание потрясающее. Контрастирует и демонстрирует новые грани действительности, которая, тем временем, упирается в зимний период. Он заставляет привыкнуть к вечно промокшим ногам, — порой стараешься согреть их быстрой ходьбой. Неожиданно для себя понимаешь, что больше не хочешь наркоза, меняешь его на диссоциатив. Берёшь билет, мёрзнешь в зале ожидания, а потом приторные секунды взлёта, рассыпающиеся сладкой солью по всему телу и закрадывающиеся в самые потаённые уголки нервной системы. Пара часов в небе и посадка в морозную свежесть столицы без абстиненции.